Итоги голосования для комментария:
Энвер из Нибиру Крепостной безусловно обладает личными правами, может быть стороной или свидетелем в суде, владеть частной собственностью (в то время как раб только личной и то только пока хозяин не отобрал), продавать и покупать ее, заключать законный брак и рожать законных детей (в то время как в подавляющем большинстве рабовладельческих обществ дети рабыни по дефолту считаются прижитыми непонятно от кого, а их признание отцом как правило меняет ее правовой статус), оставлять этим детям наследство (в то время как рабу всегда наследует хозяин, потому что личное имущество раба ему не принадлежит, по букве он им лишь временно пользуется), etc.

Если же резюмировать дискуссию ниже, то вы в полемическом задоре смешиваете «крепостное право» как правовой институт, «крепостничество» как сложившуюся вокруг него систему злоупотреблений, а также ее отражение в нашем историческом нарративе и дискурсе.

В рамках «крепостного права» в России только за период с 1830 по 1860 гг. зафиксировано более 2000 судебных тяжб, которые крепостные, индивидуально или коллективно, вели против своего барина и выиграли с последствиями для барина вплоть до конфискации поместья (по крайней мере десятки случаев) или даже лишения дворянского статуса (единичные случаи). При этом понятно, что в рамках «крепостничества» как системы низовых злоупотреблений российского дворянства шансы крепостных выиграть (или даже начать) такую тяжбу даже в случае 100% однозначного с т.з.закона случая были, скажем так, не слишком высоки — но они таки были, в то время как в случае рабства вопрос в принципе нельзя поставить таким образом (раб не может быть стороной в суде, потому что в юридическом смысле он нелицо). Наконец, в нашем историческом нарративе в значительной большей степени отражены злоупотребления помещиков, нежели вышеупомянутые судебные решения в пользу крепостных.
Последний раз редактировалось
+