В Ars Magica, если я правильно помню, существует группировка магов, которые усиленно насаждают среди простого люда стереотипы о той самой внешней атрибутике. Потому что это двойная польза: во-первых, нужного человека не придётся полтора часа убеждать, что ты и вправду маг, с наглядной демонстрацией молний из пальцев, а во-вторых, скинул балахон — и вот он ты уже не маг, да как вы могли подумать, Ваше Святейшество, вы на мне шляпу с мантией разве видите?
То бишь там заказчики лояльно относятся не то что к крупным фейлам в послужном списке, а и к минусовому рейтингу? Неплохо, я думаю, многие (если не все) наемники и в нашем мире не отказались бы от того, чтобы мироздание так подыгрывало.
У них же сравнительно стабильный коридор туда-обратно, можно не страдать «а как же там мама с папой без меня».
Опять же в «Племяннике чародея»:
– Простите… господин Лев… Аслан… сэр, вы не могли бы… то есть, вас можно попросить дать мне какой-нибудь волшебный плод из этой страны, чтобы моя мама выздоровела?
а уж как земное прошлое каждого влияет на его адаптацию и путь в Инране
Ну хорошо, про текст по ссылке.
Центральная героиня у нас мимоходом вспоминает в начале «смеющихся детей», но четкой формулировки нет — да и вообще ее в этот момент то ли накрывает амнезия с лазерным наведением, то ли не накрывает… так что только на стр. 45 из 52 читатель четко и ясно понимает, что она, собственно, а) мать двоих чад, б) достаточно твердо это помнит, и в) это для нее не представляет особой эмоциональной значимости — она занята: собирается гневно парировать реплику портного, который… всего-то лишь обратился к ней «мадам» (что при таком раскладе, собственно говоря, не звучит оскорбительно от слова «вообще»).
То есть у меня, читателя, два варианта:
— либо предположить, что Анне, как виделось вначале, абстрактных 20-30 лет, и дома у нее осталась пара ребятишек лет, скажем, от 2 до 12, от тревоги за которых она не бегает по стенам и потолку;
— либо, если дети совершеннолетние и самостоятельные, лет двадцати и выше, то и она — при всей йоге и всем шейпинге — матрона около сорока. Но опять же думает о ситуации дома впервые и в контексте «мне подбирают платье».
(Кстати, то, что я только ближе к концу вот по таким обмолвкам составляю облик главной героини, а доселе она была безлика и того хуже, тоже показательно.)
В этой парадигме я и пишу, и в ней «наши там» — не лишняя сущность.
Вот смотри. Я открываю статью «Келеборн» в твоей вики. Ладно, что Келеборн — это вроде как прославленный эльфийский правитель, не об этом сейчас. То, что он землянин — сведено до «да, а еще он родом с Земли» и практически никакого значения во всей дальнейшей круговерти не имеет. Он раньше был боксером Гришей, переводчиком Джереми или землекопом Мустафой-Али? У живых людей лет двадцать жизни — это работа (часто интересная), умения (скорее всего — слабо нужные в новом мире), старенькая мама на пенсии (господи боже, как она там теперь одна, без меня?!), любимый младший братик и так далее, и тому подобное. Если всё это сводить к частому попаданческому-эскапистскому «Ур-р-ра! Я, студент/офисный работник/продавец телефонов без роду-племени, наконец вырвался из кандалов тусклого бренного мира! Вот тут-то я найду свое место!», то оно… наверное, не слишком хорошо показывает героя при близком рассмотрении. И, что важнее, не обогащает образа никак.
Мне всегда казалось, что когда у автора есть хороший мир и хорошие герои, вводить лишнюю сущность — «наши там» — ненужно и даже вредно. Сделай все то же самое, только с местными героями: будет гармоничнее и интереснее. Геральт из Ривии — не бывший цирковой гимнаст с Земли. Жуга из «Осеннего лиса» (ну разумеется, как тут было удержаться) — не фармацевт из земной аптечной сети. Братство Кольца не призвали сквозь миры, потому что из местных на квест некого собрать было.
Можно, конечно, понять, в чем привлекательность приема: восхищенный первый взгляд на чужой мир, не нужно придумывать, как и зачем обустраивать экспозицию, всякое прочее…
Но не надо так делать. Это, на мой скромный взгляд, дурной тон (в общем случае; есть, конечно, исключения). По ряду причин.
А почитайте первоисточник.
(да, я не хочу страдать в одиночку)Опять же в «Племяннике чародея»:
То есть мотив — сделать дело и вернуться.
Центральная героиня у нас мимоходом вспоминает в начале «смеющихся детей», но четкой формулировки нет — да и вообще ее в этот момент то ли накрывает амнезия с лазерным наведением, то ли не накрывает… так что только на стр. 45 из 52 читатель четко и ясно понимает, что она, собственно, а) мать двоих чад, б) достаточно твердо это помнит, и в) это для нее не представляет особой эмоциональной значимости — она занята: собирается гневно парировать реплику портного, который… всего-то лишь обратился к ней «мадам» (что при таком раскладе, собственно говоря, не звучит оскорбительно от слова «вообще»).
То есть у меня, читателя, два варианта:
— либо предположить, что Анне, как виделось вначале, абстрактных 20-30 лет, и дома у нее осталась пара ребятишек лет, скажем, от 2 до 12, от тревоги за которых она не бегает по стенам и потолку;
— либо, если дети совершеннолетние и самостоятельные, лет двадцати и выше, то и она — при всей йоге и всем шейпинге — матрона около сорока. Но опять же думает о ситуации дома впервые и в контексте «мне подбирают платье».
(Кстати, то, что я только ближе к концу вот по таким обмолвкам составляю облик главной героини, а доселе она была безлика и того хуже, тоже показательно.)
Можно, конечно, понять, в чем привлекательность приема: восхищенный первый взгляд на чужой мир, не нужно придумывать, как и зачем обустраивать экспозицию, всякое прочее…
Но не надо так делать. Это, на мой скромный взгляд, дурной тон (в общем случае; есть, конечно, исключения). По ряду причин.