Это Dragonlance, скрещенные с Deadlands. Возвращение драконов случилось, но его никто не заметил.
Как там было в старой игре Redneck Rampage? Инопланетяне высадились в глубинке и начали вторжение, но так как они имели облик зелёных чёртиков, которые население и так видело регулярно, никто не обратил на них внимания…
Смотря где. Сеттинги разные. В Sundered Skies, например, персонаж скорее сойдёт с ума от свечения, прежде чем долетит до опасной зоны (хотя внизу становится жарче и жарче). В Wild Blue, который в Lady Blackbird и иже с ними внизу есть бури и летучие кальмары. В Planescape на куче воздушных планов падающий обычно-таки похоронен заживо — с той мелкой деталью, что он может управлять своим полётом, так что можно искать нужные места для приземления… и постараться погасить скорость. (В этом смысле заметно печальнее улететь невесть куда на Дыме, чем в Воздухе — на Воздухе далеко видно, а вот если ты начал падать на Дыме, то редкий уголь или кусок породы будет тебе заметен тогда, когда гасить скорость будет уже поздно, если ты не запасся супер-пупер магией, берк!).
Но если бы такой путь был, то не кжется ли тебе, что мы бы давно уже его нашли и жили бы в вечном замороженном золотом веке без перемен? Попахивает религией, не так ли? Но твои взгляды и есть религия.
Безотносительно прочего — совершенно не факт, замечу. То есть, учитывая сложность возможных структур, можно с чистой совестью утверждать, что люди не перепробовали и сотой части возможных устройств общества, и чем глобальнее уровень устройства, тем меньшую долю пробовали. Чёрт его знает, куда они ведут (весьма сомнительно, что к золотому веку) — но когда прессинг сложившегося миропорядка несколько ослабевает (например, при открытии новых земель и их освоении) на них частенько помимо повторений старого расцветают и всякие новые решения. То есть вот этот частный аргумент, сам по себе, очень слаб — роль инерции сложившихся порядков недооценивать не стоит, и сам по себе миропорядок обычно оставляет не так уж и много места, чтобы «отряхнуть его прах с наших ног», даже если захотеть.
Но учёные обычно не пытаются друг друга убивать из-за разногласий по научным вопросам. Они даже не объявляют теории друг друга вне закона
Строго говоря, это связано не со сциентизмом, как пытается сказать nekroz рядом. Просто наука как административная система и как система добычи знаний — вообще говоря, разные вещи, и они обе весьма отличны от системы управления общества.
А так, собственно говоря, научные воззрения (и качества хорошего учёного) совершенно не страхуют от применения административных методов — ситуаций, когда журнал А не принимает к публикации статью Б, потому что она относится к школе В, а в редколлегии окопался ярый анти-В-ист, в общем-то, немало. Всяких войн внутри научного сообщества (а это скорпионник почище артистической среды — почти по любой дисциплине), которые велись администативными методами — опять же немало. Хрестоматийным примером тут обычно служит история Т.Д. Лысенко, которая характерна тем, что и его возвышение, и падение были весьма мало связаны с собственно научной истинностью и подтверждением\опровержением его теорий. И поднялся (на что обычно напирают), и слетел он (что упоминают реже) в результате практически полностью внешних по отношению к науке-как-системе-знаний административных игр.
Использую относительно регулярно. Выбор использовать\не использовать строится на следующих основных положениях:
— В играх, где важно относительное положение персонажей обычно гораздо быстрее поставить несколько миниатюрок, чем описывать всё кучей слов. Чаще всего это боёвка, но не только: например, в кампании с летучим кораблём, где были важны вахты, мы использовали их как напоминание, кто из персонажей какие вахты стоит — это позволяло по одному взгляду на корабль (была большая картонная схема) сказу сказать, кто где находится на начало очередной полундры.
— Если миниатюрки сколько-то визуально попадают в тему (ситуация нечастая, но случающаяся) они, бывает, помогают задуматься о деталях снаряжения персонажа и проч. Поэтому, кстати, часто удобнее делать рисунки — даже не на зажимах, помнится со школьных времён простая конструкция — полоска сгибаемая в треугольник на скрепке…
Если относительное положение неважно, а визуализация мелкого куска излишня — то да, миниатюрки скорее мешают. Кстати, ловушка — имея сколько-то подходящие под персонажей миниатюрки надо бы иметь и что-то тематически подходящее под противников (у нас даже во времена рисунков, а не миниатюр, помнится, была практика рисовать фишки с абстрактными тёмными силуэтами: всё лучше, чем «этот человекоящер на самом деле орк, а вон тот гриб — принцесса»).
Способности:
Моё ган-фу БОЛЬШЕ твоего!
Ты стартуешь с абсурдным в глазах других образцом Большой Пушки (БП). Это может быть стандартная модель огнестрельного оружия, переделанная под нестандартный патрон, коллекционный экземпляр или просто сумрачный плод любви твоего оружейного гения и мастерской в гараже. (См. правила по созданию и модификации БП во врезке). Так или иначе, Большая Пушка работает только в твоих руках. Если кто-то украдёт её, то всё, что он сможет — попасть в смешные ролики на Ютубе. С другой стороны, если ты разлучён со своей БП, то получаешь штраф на все проверки, равный твоему уровню в классе. В случае безвозвратной утраты новая БП может быть создана (заказана, модифицирована), но этот процесс ни при каких условиях не может занимать меньше, чем месяц и один день.
Это было в первом «Хищнике»!
Используя свою БП, ты игнорируешь три пункта отдачи плюс два за каждый уровень выше первого. Начиная с третьего уровня, ты также можешь игнорировать по пункту отдачи за уровень у любого огнестрельного оружия, которое можешь удержать в руках. Особенно весело это смотрится, если ты хрупкая японская школьница.
Главное — у кого ружьё!
С третьего уровня, выхватив пушку и выстрелив в воздух или совершив иное привлекающее внимание действие, ты получаешь бонус, равный своему уровню в классе к следующей за этим проверке социального навыка, если она совершается прямо за этим. Ты можешь использовать этот бонус против конкретного существа не чаще раза в сутки. Свойство не работает в боевых столкновениях и если ты носишь свою БП открыто. С пятого уровня это свойство действует даже в бою — его участники в пределах видимости\слышимости должны сделать проверку силы воли против твоей харизмы+уровень и при провале вынуждены остановиться и прислушаться к тому, что ты скажешь.
«Вулканы» по-македонски.
С четвёртого уровня ты можешь иметь две БП и использовать их с двух рук без штрафов. Если ты имеешь только одну БП, то ты всегда можешь носить её незаметно и выхватывать свободным действием. Да, чёрт побери, даже на пляже. Не спрашивай как.
Не такая формулировка, хотя суть близка. Я скорее говорю о том, что достаточно ощутимая часть опор ужасов Лавкрафта относится к ужасу принятия вещей, которые сейчас вообще говоря являются частями рационалистической картины мира образца ХХ века по умолчанию, которая считается достаточно привычной и безобидной, чтобы детей ей пичкать с ранней школы. То есть понятно, что с детства слышать и принимать\переживать\делать выводы есть вещи совершенно разные, но тут даже речь не про «нормального учёного» (хотя нормального учёного без критического отношения к своему набору знаний, видимо, нет). Про «нормального учёного» — это скорее не в части два, а в «кристаллизации формулировки».
Раз оффтопик. Собственно, если оно тебя страшит — всегда можно помнить, что из очень простых законов, описывающих поведение системы, очень быстро можно получить совершенно непросчитываемые состояния и сложные картины. Ну и да, учитывая что свобода воли в философском смысле — весьма абстрактное понятие, которое, видимо, никак не получится увязать с бытовым уровнем в принципе, не говоря уже про возможность восприятия…
То есть, как обычно «в реальности всё совсем не так, как на самом деле», и забираясь в эти науки (насколько видно другому дилетанту, в моём лице) находишь не только приближение к картине «големы-марионетки бездушной Вселенной пляшут однообразные танцы, когда их дёргает за ниточки», но и видение того, какие разнообразные танцы могут выстраиваться из этих ниточек и какое огромное пространство там для изменений и выбора.
Да что там психология! В насквозь, казалось бы, изученной физике и химии такие бездны в конкретных вопросах скрываются… Вон, сталь — это всего лишь сплав железа с углеродом, в простейшем случае только два химических элемента и ничего более. А в деталях, как водится, дьявол, несколько тысяч лет металлургии и набор по сию пору открытых проблем (например, нормального описания некоторых вариантов застывания расплава и формирования всяких внутренних цементитовых структур вроде не существует даже на уровне мат. моделей… ).
Кстати, а кто из значимых эволюционных биологов сейчас транслятор такого редукционизма? Вроде покушения на объяснения социальных структур я видел, а именно что пропихивание разного необихевиоризма… Разве что принципиальное неприятие философов с их терминами в духе квалиа со стороны этой публики наблюдал — в силу разницы в подходах. Но я не следил пристально, потому и спрашиваю.
По теме, Вантале: что до ужаса перед предопределённостью — то тут ещё глубже можно зарыться, конечно. И как минимум часть фундамента будет не то, что до психологии — до европейской науки вообще, а то и до натурфилософии, хотя в классической греческой трагедии предопределённость другого плана…
В качестве одной из возможных гипотез (а причин тут явно больше одной) могу предложить следующее — по повседневности игроки чувствуют себя более уязвимыми. Не в смысле персонажей, а в смысле большего шанса показать своё незнание фактов и бытовое невежество — не так страшно не знать, как устроена пищеварительная система несуществующего дракона, а вот не знать схему канализации родного города, принципы работы вполне реальных магазинов, обязанности участкового и тэ дэ — это менее комфортно признавать. Опять же типажи, которые другие игроки видят постоянно, труднее изобразить правдоподобно. Если мы приходим играть, а не образовываться — то дискомфорт неприятен.
По второму — кстати, как я понимаю, как раз равнодушие Вселенной для нашего современника в целом естественный вариант (хотя, конечно, до конца мало кто его принимает — но это у Лавкрафта тоже след вроде более религиозных времён). В этом смысле более пугающим был бы вариант персонального и постоянно активного искусителя, например.
Забавно, что аналогом Лавкрафта сейчас функционально были бы, наверное, какие-нибудь интерпретации принципов той же квантовой механики, пропущенные через осознание гуманитария — весь ужас зависимости от наблюдателя и проч.
каждый политик, который голосует за то, чтобы ничего не делать по этому поводу — слышал про глобальное потепление и понимает, о чём идёт речь.
Оффтопик — вот про то, что «понимает о чём идёт речь», я не уверен даже в случаях с климатологами — им приходится многое уточнять перед тем, как плодотворно общаться с коллегами. А что слова «глобальное потепление» в обыденном разговоре значат хоть что-то, относящееся к реально обозначаемым этим термином явлениям — шансы примерно как у слова «депрессия» в разговоре читательниц женских журналов или там на точное употребление биологической классификации в разговоре о травках и птичках. А уж успешные политики, как и журналисты — это по определению дилетанты широкого профиля (в случае политиков — вне своих, очень специальных областей манипуляции).
Слово же «очевидное» скорее неприличное, замечу на правах ваннаби-культиста, как тут мне подсказали. Здравый смысл экономит силы в жизни обыденной. Вне неё же мало найдётся вещей столь нездоровых и бессмысленных.
Давно, кстати, считал, что калории, здоровое питание, ГМО, климат и тому подобное в современном мире заняло нишу средневековых ведьм и колдунов — то есть по ним крестьянин мнение имеет очень веское и построенное на очень убедительном непонятно чём.
Нет, это как раз вроде простая концепция (на мой вкус). Просто сложные знания и знания меняющие — разные вещи. Это как, например, картинка-загадка «где спрятался зайчик?», когда ты сперва его не видишь, а найдя уже не сможешь заставить себя «развидеть это», даже если захочешь. Или знание языка — когда ты не знаешь его, то ты слышишь непонятные переливы в вот таком стиле: , а когда будешь знать язык, такое вот даже намеренно не сумеешь услышать.
Если открывающиеся истины такого рода ещё и эмоционально важны и влияют на личность (как переоценка своей жизни побывавшим на войне человеком, к примеру, или открывающиеся по мере взросления вещи в духе «вот теперь я понимаю, что тогда чувствовала мама») — вот тебе и меняющие знания.
К слову, я не говорю, что этими китами Лавкрафт исчерпывается (у него немало всякой всячины), я говорю просто о том, что не очень принимаю.
По первому. Плохо(в смысле «ужасно») не то, что они «другие», а то, что они обладают возможностью вредить. а у тебя нет уверенности ни в их мотивах, ни в их возможностях.
Так это, как я понимаю, и есть прямым текстом то, что они «другие». Если они тебе понятны — то ты, в общем-то, представляешь и рассчитываешь риски. Вон, как рядом «Можно
испугаться, например, что машина собьет тебя, когда ты едешь на велосипеде» и так далее, обыденный страх и риск, не кошмар. (Негры, кстати, приведены для примера — это просто чужаки, цвет кожи у старика ГФЛ был не критичен, хотя сам он чужаков сильно недолюбливал). Кошмар начинается именно за счёт чуждости, причём он усиливается чуждостью неполной (ну, как манекен кажется пугающим). При этом корень у Лавкрафта, как я понимаю, именно в мотивах. Возможности у многих его персонажей и кошмаров, если присмотреться, весьма и весьма ограничены — колдунам нужно много и долго заниматься своими ритуалами, соблюдая все требования и запросто обламываясь с результатом, многих монстров вполне можно подорвать динамитом или попросту пристрелить, какой-нибудь Haunter of the Dark вообще имеет набор слабостей, который его по GURPS, кажется, загнал бы в отрицательный баланс — невозможность показываться на свету, в том числе и искусственном, это вам не жалкие вампирские проблемы с солнцем! Опасность и страх — именно в неопределённости, да.
Если говорить о морали именно с позиции общественного регулятора (то есть с той позиции, с которой её можно измерять) — то пока наш лирический герой не будет впредь применять навыки по убийству людей в других ситуациях и будет чётко отделять одно от другого — то да, в общем-то неважно, что он ощущает и ощущает ли что-то. Соответствующая граница нечёткая — мы же спокойно относимся к тому, что человек спокойно спит после охоты, на которой убивал живых существ, или посещения ресторана, где ел живых устриц. Эмоциональный аргумент тут неприменим.
(В реальности, конечно, надо смотреть на устройство человеческой психики, разные регуляторы поведения, которые отличны от упрощённой модели «всё сознаю, всё чётко разделяю» и так далее, но это уже, кажется, отдельная подтема).
То есть «плохо в смысле абсолютной оценки» и «плохо в смысле выбора» — разные «плохо», которые оперируют разными модельными положениями (и, похоже, разным уровнем модели — статистическим и частным).
Вот, кстати, спасибо за кристаллизацию формулировки.
Учёный-исследователь возникает не от набитой знаниями головы (именно поэтому слово «учёный» плохое). Собственно эрудиция — полезный инструмент, но запросто может утащить за ноги вниз. Исследователь возникает в тот момент, когда внутренняя честность заставляет сказать себе «вот этого я не знаю» и честно жить с этим фактом, посреди большого количества дыр, про содержимое которых можно сказать очень мало или признавать, что ничего сказать нельзя вообще. И это, похоже, вообще определяющая черта научного мировоззрения и ключевое достоинство учёного — то есть учёный может иметь целый ворох бытовых пороков, быть мерзким в общении типом, придерживаться не тех политических взглядов и обходиться с учениками хуже, чем с собственной кошкой, и всё это не делает его плохим учёным. Но когда он поддаётся гордыне и начинает приукрашивать то, что известно, или впадает в самоуспокоение вместо честного «не знаю», тогда он перестаёт быть хорошим учёным. Когда начинает эти самые дыры заслонять наспех нарисованной на фанерке картинкой, причём осознанно — тогда всё. Кончается он когда что-то берёт верх над честностью — неважно, самоуверенность ли, желание ли чтобы там было именно вот это на благо чего-то сиюминутного, нужное вписать.
Без этого подхода же вера «в науку» ничем не отличается от веры в тотем предка или в плоскую землю.
С другой стороны, плюс этого самого подхода к миру — его очень непросто сломать и страх от дыры тут должен быть слаб. Трудно бояться темноты, если ты живёшь в мире, где половина клеток поля — чёрная, и сознаёшь, что все оценки насчёт того, что водится в тамошней темноте это именно что оценки.
Как я понимаю, вопрос не в постижимости и непостижимости. Хоррор-то возникает на уровне ощущений — а для ощущения в общем-то неважно, считается ли, что «основные законы природы в основном открыты» или по ту сторону научного фронтира царит тьма, в которой обитают львы и драконы. Вроде бы в любом случае минимальная внутренняя честность заставляет заметить, что то, что по ту сторону известного, мы не знаем — и лапа неизвестности всегда может вылезти оттуда и вторгнуться в обыденный мир, притащив как нейлоновые чулки, безлошадные повозки или еду, которая не портится неделями, так и оружие, которое отбирает уверенность в защите (потому что может прилететь в любую точку мира за десятки минут и вспыхнуть вихрем огня, причём всего-то из-за куска металла, который влезет в пару бутылок) или там неизлечимый СПИД и лихорадку Эбола.
Вроде то, что описано в отрывке — это именно крушение обыденной оболочки, наивного сциентизма, постулаты которого дополнены предательским «что в учебнике — истина и ничего другого быть не может», вместо честного «это истина и вот почему; исправления тут маловероятны, но что вообще может быть — мы не знаем»? То есть это именно крах уверенности в сложившейся картине мира, не более — чего не будет, если картина подразумевает динамичность.
А так — страх перед неизвестным есть базовый страх, да. И утрата уверенности в привычном — сильный стресс.
Пойду скомпенсирую в другом месте. Образ красивый, да!
Как там было в старой игре Redneck Rampage? Инопланетяне высадились в глубинке и начали вторжение, но так как они имели облик зелёных чёртиков, которые население и так видело регулярно, никто не обратил на них внимания…
А так, собственно говоря, научные воззрения (и качества хорошего учёного) совершенно не страхуют от применения административных методов — ситуаций, когда журнал А не принимает к публикации статью Б, потому что она относится к школе В, а в редколлегии окопался ярый анти-В-ист, в общем-то, немало. Всяких войн внутри научного сообщества (а это скорпионник почище артистической среды — почти по любой дисциплине), которые велись администативными методами — опять же немало. Хрестоматийным примером тут обычно служит история Т.Д. Лысенко, которая характерна тем, что и его возвышение, и падение были весьма мало связаны с собственно научной истинностью и подтверждением\опровержением его теорий. И поднялся (на что обычно напирают), и слетел он (что упоминают реже) в результате практически полностью внешних по отношению к науке-как-системе-знаний административных игр.
— В играх, где важно относительное положение персонажей обычно гораздо быстрее поставить несколько миниатюрок, чем описывать всё кучей слов. Чаще всего это боёвка, но не только: например, в кампании с летучим кораблём, где были важны вахты, мы использовали их как напоминание, кто из персонажей какие вахты стоит — это позволяло по одному взгляду на корабль (была большая картонная схема) сказу сказать, кто где находится на начало очередной полундры.
— Если миниатюрки сколько-то визуально попадают в тему (ситуация нечастая, но случающаяся) они, бывает, помогают задуматься о деталях снаряжения персонажа и проч. Поэтому, кстати, часто удобнее делать рисунки — даже не на зажимах, помнится со школьных времён простая конструкция — полоска сгибаемая в треугольник на скрепке…
Если относительное положение неважно, а визуализация мелкого куска излишня — то да, миниатюрки скорее мешают. Кстати, ловушка — имея сколько-то подходящие под персонажей миниатюрки надо бы иметь и что-то тематически подходящее под противников (у нас даже во времена рисунков, а не миниатюр, помнится, была практика рисовать фишки с абстрактными тёмными силуэтами: всё лучше, чем «этот человекоящер на самом деле орк, а вон тот гриб — принцесса»).
Способности:
Моё ган-фу БОЛЬШЕ твоего!
Ты стартуешь с абсурдным в глазах других образцом Большой Пушки (БП). Это может быть стандартная модель огнестрельного оружия, переделанная под нестандартный патрон, коллекционный экземпляр или просто сумрачный плод любви твоего оружейного гения и мастерской в гараже. (См. правила по созданию и модификации БП во врезке). Так или иначе, Большая Пушка работает только в твоих руках. Если кто-то украдёт её, то всё, что он сможет — попасть в смешные ролики на Ютубе. С другой стороны, если ты разлучён со своей БП, то получаешь штраф на все проверки, равный твоему уровню в классе. В случае безвозвратной утраты новая БП может быть создана (заказана, модифицирована), но этот процесс ни при каких условиях не может занимать меньше, чем месяц и один день.
Это было в первом «Хищнике»!
Используя свою БП, ты игнорируешь три пункта отдачи плюс два за каждый уровень выше первого. Начиная с третьего уровня, ты также можешь игнорировать по пункту отдачи за уровень у любого огнестрельного оружия, которое можешь удержать в руках. Особенно весело это смотрится, если ты хрупкая японская школьница.
Главное — у кого ружьё!
С третьего уровня, выхватив пушку и выстрелив в воздух или совершив иное привлекающее внимание действие, ты получаешь бонус, равный своему уровню в классе к следующей за этим проверке социального навыка, если она совершается прямо за этим. Ты можешь использовать этот бонус против конкретного существа не чаще раза в сутки. Свойство не работает в боевых столкновениях и если ты носишь свою БП открыто. С пятого уровня это свойство действует даже в бою — его участники в пределах видимости\слышимости должны сделать проверку силы воли против твоей харизмы+уровень и при провале вынуждены остановиться и прислушаться к тому, что ты скажешь.
«Вулканы» по-македонски.
С четвёртого уровня ты можешь иметь две БП и использовать их с двух рук без штрафов. Если ты имеешь только одну БП, то ты всегда можешь носить её незаметно и выхватывать свободным действием. Да, чёрт побери, даже на пляже. Не спрашивай как.
То есть, как обычно «в реальности всё совсем не так, как на самом деле», и забираясь в эти науки (насколько видно другому дилетанту, в моём лице) находишь не только приближение к картине «големы-марионетки бездушной Вселенной пляшут однообразные танцы, когда их дёргает за ниточки», но и видение того, какие разнообразные танцы могут выстраиваться из этих ниточек и какое огромное пространство там для изменений и выбора.
Да что там психология! В насквозь, казалось бы, изученной физике и химии такие бездны в конкретных вопросах скрываются… Вон, сталь — это всего лишь сплав железа с углеродом, в простейшем случае только два химических элемента и ничего более. А в деталях, как водится, дьявол, несколько тысяч лет металлургии и набор по сию пору открытых проблем (например, нормального описания некоторых вариантов застывания расплава и формирования всяких внутренних цементитовых структур вроде не существует даже на уровне мат. моделей… ).
По теме, Вантале: что до ужаса перед предопределённостью — то тут ещё глубже можно зарыться, конечно. И как минимум часть фундамента будет не то, что до психологии — до европейской науки вообще, а то и до натурфилософии, хотя в классической греческой трагедии предопределённость другого плана…
Забавно, что аналогом Лавкрафта сейчас функционально были бы, наверное, какие-нибудь интерпретации принципов той же квантовой механики, пропущенные через осознание гуманитария — весь ужас зависимости от наблюдателя и проч.
Слово же «очевидное» скорее неприличное, замечу на правах ваннаби-культиста, как тут мне подсказали. Здравый смысл экономит силы в жизни обыденной. Вне неё же мало найдётся вещей столь нездоровых и бессмысленных.
За комплимент с потенциальным культистом спасибо.
Если открывающиеся истины такого рода ещё и эмоционально важны и влияют на личность (как переоценка своей жизни побывавшим на войне человеком, к примеру, или открывающиеся по мере взросления вещи в духе «вот теперь я понимаю, что тогда чувствовала мама») — вот тебе и меняющие знания.
Так это, как я понимаю, и есть прямым текстом то, что они «другие». Если они тебе понятны — то ты, в общем-то, представляешь и рассчитываешь риски. Вон, как рядом «Можно
испугаться, например, что машина собьет тебя, когда ты едешь на велосипеде» и так далее, обыденный страх и риск, не кошмар. (Негры, кстати, приведены для примера — это просто чужаки, цвет кожи у старика ГФЛ был не критичен, хотя сам он чужаков сильно недолюбливал). Кошмар начинается именно за счёт чуждости, причём он усиливается чуждостью неполной (ну, как манекен кажется пугающим). При этом корень у Лавкрафта, как я понимаю, именно в мотивах. Возможности у многих его персонажей и кошмаров, если присмотреться, весьма и весьма ограничены — колдунам нужно много и долго заниматься своими ритуалами, соблюдая все требования и запросто обламываясь с результатом, многих монстров вполне можно подорвать динамитом или попросту пристрелить, какой-нибудь Haunter of the Dark вообще имеет набор слабостей, который его по GURPS, кажется, загнал бы в отрицательный баланс — невозможность показываться на свету, в том числе и искусственном, это вам не жалкие вампирские проблемы с солнцем! Опасность и страх — именно в неопределённости, да.
(В реальности, конечно, надо смотреть на устройство человеческой психики, разные регуляторы поведения, которые отличны от упрощённой модели «всё сознаю, всё чётко разделяю» и так далее, но это уже, кажется, отдельная подтема).
То есть «плохо в смысле абсолютной оценки» и «плохо в смысле выбора» — разные «плохо», которые оперируют разными модельными положениями (и, похоже, разным уровнем модели — статистическим и частным).
Учёный-исследователь возникает не от набитой знаниями головы (именно поэтому слово «учёный» плохое). Собственно эрудиция — полезный инструмент, но запросто может утащить за ноги вниз. Исследователь возникает в тот момент, когда внутренняя честность заставляет сказать себе «вот этого я не знаю» и честно жить с этим фактом, посреди большого количества дыр, про содержимое которых можно сказать очень мало или признавать, что ничего сказать нельзя вообще. И это, похоже, вообще определяющая черта научного мировоззрения и ключевое достоинство учёного — то есть учёный может иметь целый ворох бытовых пороков, быть мерзким в общении типом, придерживаться не тех политических взглядов и обходиться с учениками хуже, чем с собственной кошкой, и всё это не делает его плохим учёным. Но когда он поддаётся гордыне и начинает приукрашивать то, что известно, или впадает в самоуспокоение вместо честного «не знаю», тогда он перестаёт быть хорошим учёным. Когда начинает эти самые дыры заслонять наспех нарисованной на фанерке картинкой, причём осознанно — тогда всё. Кончается он когда что-то берёт верх над честностью — неважно, самоуверенность ли, желание ли чтобы там было именно вот это на благо чего-то сиюминутного, нужное вписать.
Без этого подхода же вера «в науку» ничем не отличается от веры в тотем предка или в плоскую землю.
С другой стороны, плюс этого самого подхода к миру — его очень непросто сломать и страх от дыры тут должен быть слаб. Трудно бояться темноты, если ты живёшь в мире, где половина клеток поля — чёрная, и сознаёшь, что все оценки насчёт того, что водится в тамошней темноте это именно что оценки.
Вроде то, что описано в отрывке — это именно крушение обыденной оболочки, наивного сциентизма, постулаты которого дополнены предательским «что в учебнике — истина и ничего другого быть не может», вместо честного «это истина и вот почему; исправления тут маловероятны, но что вообще может быть — мы не знаем»? То есть это именно крах уверенности в сложившейся картине мира, не более — чего не будет, если картина подразумевает динамичность.
А так — страх перед неизвестным есть базовый страх, да. И утрата уверенности в привычном — сильный стресс.