Как-то я подзабил на публикацию и написание отчетов, потому что их никто не читает © Дориана но Сашенька сказала, что она соскучилась по моим вампирам, да и игрокоотчет подоспел вовремя, знаменуя голодный рев Аллистера, поглощающего все больше экспы. Итак, это продолжение истории Аллистера, Каэсида-оккультиста, владельца двух мечей, от его лица.


Roses are red,
Violets are blue.
Death costs less,
Than killing those two.

Не то что бы я намеренно искал неприятности, да и они меня не ищут, за что им огромное спасибо, просто когда-то давно мы заключили пари с мистером Шансом и госпожой Случайностью. Играя друг с другом в прятки, жмурки и чехарду одновременно, мы должны были решить все радикальными методами, если когда-либо еще увидим друг друга. Это всегда добавляло немного остроты и азарта, но я, пожалуй, слишком заигрался и снял повязку с глаз лишь для того, что бы увидеть клинок у своего сердца и ослепительную улыбку на расстоянии ладони от моей глотки. Мне оставалось лишь сражаться, сражаться как загнанная в угол крыса, стараясь не победить, но унести с собой в холодную могилу как можно больше тех, кто так жаждет меня в нее отправить. И я сделал шаг вперед, добровольно, дюйм за дюймом, вонзая сталь в свое давно уже мертвое и холодное сердце. Мне не было страшно, я не чувствовал боли или жалости. Я улыбался. Ведь ни разу за прошедшие три сотни лет, я не чувствовал себя таким живым.
Еще по дороге домой меня начали терзать нехорошие предчувствия. Телеграф Летиции не отвечал, и я не видел ее уже две ночи. Ее не было с нами, когда мы бежали от фантомной опасности, становящейся все более четкой и материальной. Дрожащей рукой я отворил дверь поместья и, осторожно ступая по поскрипывающим доскам, прошел в гостиную. В ней явно кто-то побывал: ковер был истоптан, а у лестницы красовалась статуя плачущего ангела. Я содрогнулся от мимолетного чувства страха, но переборол себя и поднялся наверх. Второй этаж был так же тих. Я подошел к комнате Летиции и постучал в дверь. Ответом мне была лишь тишина, отчего яростная борьба между воспитанием и беспокойством оказалась недолгой. То, что я увидел внутри, стало последней каплей.
Лицо ее было искажено от боли, руки, казалось, неестественно выгнулись, длинные рыжие волосы слиплись от крови, а в глазах застыли страх и отчаяние. О, как бы я хотел, что бы все это оказалось лишь кошмаром, страшным сном, который будет забыт к утру. Я рванулся к телу Летиции, прибитому к стене деревянными кольями, в надежде, что еще не поздно, что я все еще могу ее спасти. Но кожа ее была не теплее моей. Быть может, приди я парой минут раньше, будь я не столь безответственен, я успел бы ее спасти. От отчаяния и боли я завыл, но ответом мне был лишь бой старинных часов,
Я бережно омывал раны Летициии, отдавая последние почести тому, кого не смог защитить. В окровавленной рубашке, без тени эмоций, с застывшими потеками кровавых слез на щеках, бережно держа изуродованный труп, я выглядел, пожалуй, достаточно пугающе. Именно в этот момент кто-то постучал в парадную дверь. Я бережно вытер тело Лютика и вышел к гостям. Ими оказались Ник, Лоренцо и Теодор. Кажется, они требовали каких-то объяснений, предъявили мне телефон Лоренцо, который я выронил, в спешке покидая дом, однако я не обратил на это особого внимания. Мне не было дело до их пустых обвинений, сути которых я даже не понял. Я чувствовал лишь усталость и пустоту. Ни разу за все свое существование я не был так опустошен.
Готовность выставить непрошеных гостей подняла меня с дивана, однако, через секунду раздался звонок, который, возможно, навсегда изменил мою жизнь. В телеграфе раздался голос Офелии, которая сообщила мне, что во всем происходящем, во всех смертях, произошедших и грядущих, виноваты трое. Три неизвестных существа, три вестника Геенны, если угодно. Это известие заставило меня собраться с силами. Вокруг меня умирали дорогие мне люди, и я пообещал себе залить Лос-Анджелес реками крови тех, кто в этом виноват.
Я похоронил ее на заднем дворе своего поместья, под старой плакучей ивой. Я не знал ее полного имени, даты рождения, ничего. У меня даже не было подобающего надгробия. Все что я мог ей дать – тихий и спокойный сон по соседству с Эбботом и куст шиповника, хранящий от любопытных глаз ее последнее ложе. Но сначала стоило закончить одно дельце.
Паровая двуколка доставила меня к башне, в которой проживал Теодор. Воспользовавшись загадочным подъемником, я поднялся на самый верхний этаж, как раз к апартаментам Лафоржа. Оказалось, он был не один. Четверо существ, предположительно вампиров, вели с ним продолжительную беседу. Рыцарь, Провидица, Ведунья и Наследник, кажется, так их звали. Я не вникал в суть их разговора, не за этим я туда прибыл. После небольшого диалога Четверка, как мы их стали называть, развернулись и ушли. Зато, спустя пару минут, явился некий невоспитанный молодой человек, претендующий то ли на родство, то ли на вендетту с Теодором, я так и не понял. Попробовав нас на прочность, он ушел, на пару минут разминувшись с Четверкой.
Они были странными, но полезными. Опасности обходили их стороной, в чем мы успели убедиться, и они требовали убежища у Теодора. По их словам, грубо, но все же их аура защищала и нас. Когда я рискнул и подал голос, Провидица взглянула на меня, и мне на секунду показалось, будто она видит меня насквозь, все, что со мной было и все, что будет. Выслушав, она согласилась помочь. Я получил от нее талисман – маленького фиолетового осьминога. Быть может, это была шутка, а быть может — артефакт, у меня не было сил выяснять. Я хотел лишь как можно скорее покончить с теми тремя.
Спустя пару часов, к нам присоединился еще один молодой человек со способностями медиума, которыми он очень гордился. Отказываться от помощи было не с руки, и мы взяли его с собой.
Я был решителен, зол, со мной были верные соратники и на мне был мой лучший камзол. А на расстоянии ста метров, за парой дверей, сидели трое, за чьими жизнями мы пришли. Отец гордился бы мной. Дверь дома открылась, едва мы подошли ближе. Молодой человек, появившийся в дверном проеме, не обратил на арбалетный болт, прошедший сквозь его тело абсолютно никакого внимания, и это стало последнее каплей. С чудовищным ревом я ворвался в дом, на ходу обнажая меч. В конце коридора сидел человек, и я, что было сил, рванул к нему. Каждый шаг давался все труднее, все мое тело как будто сжигал изнутри чистейший свет. На секунду мне показалось, что все вокруг горит, и я позволил себе проявить слабость – я оглянулся. Никто из моих новых знакомых не следовал за мной, лишь Теодор упорно ковылял рядом, едва держа в руках оружие. Осознание предательства придало мне сил. Я совершил последний рывок и ударил мечом того, к кому так долго шел. В этот удар я вложил всю свою ярость, всю ненависть, всю тоску и безысходность. Он попал в цель. Кажется, я закричал в тот момент. В то, что произошло дальше никто и никогда не поверит. Этот человек взорвался, отбрасывая меня в дальний угол комнаты.
Я почувствовал спокойствие и облегчение. Мне вспомнились луга и холмы моей родной старушки Англии, мой первый тренировочный бой, свежесть утреней росы, красота рассвета. Я видел лица тех, кого уже давно нет со мной и тех, кто все это время был рядом. Все они улыбались, приветствуя меня. Мать, отец, брат, моя старая нянюшка, преподаватель фехтования, Лютик, Эббот. Лишь одного лица не было среди них.

— Офелия… — прошептал Аллистер, крепче хватаясь за рукоять меча и рассыпаясь в прах.