Лед сковал озеро, снег нарядил лес в высокие белые шапки, похожие на шапки придворных. Все вокруг дышало чистотой и размеренным покоем. Мое здоровье окончательно поправилось. Но мой сон с наступлением зимы становился все более беспокойным. Вновь и вновь Дракон сражался с темной фигурой, лица которой мне было не различить. Вновь и вновь я металась во сне и просыпалась совершенно обессиленной. Я говорила о моих снах с монахами, охраняющими тело Мамоно. Гуренда из ордена Бишамона рекомендовала физические тренировки. И я бы согласилась с ней - изнуряя свое тело тренировками, ученики Дуэльной Академии спят как дети. Но в моем положении мне был нужен другой путь. Сестра Сагако из ордена Героев много беседовала со мной. Мы говорили обо всем, что могло меня тревожить. Своими вопросами Сагако заставила меня вспомнить мое детство, семью, в которой царил вечный разлад. Мое поражение в поединке с Какита Шина, сомнения в моем праве на победу в Топазовом Чемпионате, которые я читала в глазах Тотури и Отокана в тот день, и которые с ненавистью выкрикивал в лица судьям Хирума До. Больно ранивший мое самолюбие разрыв с Отоканом, произошедший в тот же последний день Чемпионата. Мы говорили о том, что, как мне казалось, я давно забыла или вовсе не считала важным. И после каждого разговора я чувствовала, что былые раны затягиваются, я все больше примирялась с собой и своим прошлым. Сакаго дала мне успокаивающие травы. Горький настой этих трав позволял мне спать без сновидений. Но хотя проблема и была решена, я все же продолжала думать о тех снах. Я вспоминала монаха Такеши, убитого Мамоно. Он рассказывал мне, что Дракон, спящий в озере, беседовал с ним во снах. Решив, что и мне Дракон снился неспроста, я отправилась к Набидо, монаху культа Бентен, чье святилище находилось на самом берегу озера, на месте старого святилища Такеши. С наступлением ночи, я устроилась на берегу озера, и под тихие звуки флейты Набидо погрузилась в медитацию. Мир изменился. Откликнувшись на мой зов, со дна озера вынырнул ками. Дракон был невелик, но невыразимо изящен. Он поднял голову, обнюхивая меня, и я сама почувствовала исходящий от меня запах крови. Вдруг дракон стремительно поднялся над водой, и зашипел, изогнувшись и обнажив зубы, глядя мне за спину. Обернувшись вслед за его взглядом, я увидела темную фигуру, бредущую к нам со стороны леса. Закутанный в черно-красную мантию человек придерживал рукой свою голову, из открытой раны на горле текла кровь. Я узнала Баюши Киншина, и, не сумев сдержать невыносимого ужаса, с криком пришла в себя. Мое сердце бешено колотилось, но, наткнувшись на ледяной взгляд своей йохимбе, я взяла себя в руки. Взволнованный Набидо помог мне войти в святилище и, усадив меня на подушки, убежал за Шиори. Рассматривая изображения Бентен, покрывавшие стены святилища, я думала о случившемся. Киншина ли я видела в медитации? Киншин ли дрался с драконом в моих снах? Чем больше я думала об этом, тем сильнее мне казалось, что это была я сама, облаченная в черные одежды и с черным клинком в руке. Я решилась повторить свою попытку поговорить с драконом следующим вечером. Пока Шиори хлопотала вокруг меня, Набидо заговорил со мной о травах, которые дала мне Сагако. Он предупредил меня о вреде, который сонный настой, возможно, причинял ребенку. «Соки трав туманят ваше сознание, Кимико-сама», - добавил монах. Однако в тот вечер мне не оставалось ничего другого, как снова принять настой, чтобы заснуть. Шиори сама дала мне его, сказав, что мое волнение причинит ребенку больший вред, чем эти травы.