Отчёт по первой сессии игры в духе славянских сказок.
Предыстория и подробное описание персонажей — в Присказке.
В этом сказе – начало пути, камень преткновения, нечисть всякоразная и социально-политические тайны в условиях сказочного кризиса.

Персонажи:
Василиса Кощеевна (прикидывается Премудрой) – бледная девица со взором горящим (буквально), самая прыткая из всей ватаги, умеющая и секирой помахать, и душу выпить, и со старушкой договориться.
Иван Крестьянский сын – добродушный простачок, переживший личный апокалипсис, неубиваемый в бою и ходящий в баню исключительно оружно.
Хулимир Премудрый – вредный волхв с подпаленной бородой, которому не повезло на юрких противников, но повезло со спутниками.

Присказке вдогонку
Чего в Присказке сказано не было, но знать надобно для понимания обстановки мудрёной, геополитической.

Лежит царство Ивана Берендеевича по берегу реки Смородины, в которую все другие реки впадают. А на противном берегу Смородины начинается Навье царство, где жить и нежить, явь и навь перемешиваются. Оттого те земли царства Иванова, что на самом берегу реки, страдают от нападок всякой нечисти, люд местный и страшится её, но уже не дивится особо.

Сидит царь Иван на троне крепко, хоть и земля богатая, а у соседей глаз хочет, да зуб неймёт. И оттого, что дружина при царе сильная, и оттого, что на границе с Навью никому заместо Ивана Берендеевича царствовать неохота.

Одна беда – нет у царя наследника, ну да за этим ватажники и собрались…

Пойди туда, не знаю куда...
Ватажники в лице наших троих героев выслушали царёв наказ – сыскать неведомо где редкую рыбину, кою только царица во сне и видала. Оторопь взяла от такой «точности» указаний, но виду не подали.

Стал царь сразу вопрошать, чего ватажники за свою службу пожелают (чтоб жадность до награды ногам в пути прыти добавила)? Ответили всяк на свой лад.

Хулимир: мне бы лесок мой окрестный в вотчину, чтобы люд там без моего ведома не хаживал, зверя и птицу не бил, покоя не нарушал.
Василиса: мне бы для тятеньки с маменькой своей земли собственной, с домом их и кузницей, и чтобы никого над ними не было.
Иван: а я человек простой – мне полцарства… (за игровым столом пятиминутный перерыв на гомерический смех)

Вышли из царского терема на площадь, где как раз шла ярмарка. Почесали кто в затылке, кто в бороде, да и решили пойти в народ – поспрошать о тех, кто раньше ушёл на поиски. Хулимир воздел палец горе и с важным видом изрёк, что искать надобно там, куда ещё не ходили, абы там, куда ушли, да не воротились.
Тут боле всех преуспела Василиса, которая успела покрутиться по всей ярмарке и разузнать, о чём люди судачат. Иван тоже нашёл, с кем из сельчан, прибывших на ярмарку, побалакать. А Хулимир, как и положено волхву-отшельнику, в толпе стушевался и ничего не выведал (с треском провалил бросок на сбор слухов).
А покуда ватажники в толпе тёрлись, успели поглядеть ярмарочные забавы.

Удаль молодецкая
Из приметного на ярмарке было три места, где зазывали показать свою удаль, ловкость, да зоркость. Можно было с дюжим детинушкой в круге побороться, на масленый столб за подарками слазать, да в игре в напёрстки остроту глаз испытать. В напёрстки на деньги играли, а за другие испытания полагались неведомые подарки в мешках, чтоб, значит, случай решал, что кому достанется.

Хулимир пошёл понаблюдать за напёрсточником и быстро понял, что тот, как водится, жулит. Но не сразу – поначалу разогреет интерес, покуда ставки не подымутся, а там уж и шарик в карман. Решил волхв проучить хитреца, начал с грошика, да в первой же игре и продул (ну не везло «деду» на кубах) и решил отступиться, не гневить судьбу. Дальше ходил только, да посматривал, в другие забавы не ввязывался.

Иван тоже напёрстками зажёгся, много ли сельскому парню надобно, чтоб голову потерять? А ну как начал выигрывать! И всё, что выиграет, снова на кон кладёт. Уж целую пригоршню меди выложил, глаза горят, шарик катится!.. Проиграл. Хулимир Ваньку потом журил, да куда там – радости полные портки, что ему вообще удача улыбалась.

А Василиска и тут проявила завидную прыть. Для начала пошла она к борцу. Народец заохал, мол, как это девка дюжего парня собралась из круга вытолкнуть. Но не так проста Кощеевна – незаметно нашептала, да борец и обмяк, ноги в воду обратились (прокляла, короче). Правда вытолкать молодца из круга Василиса не сумела, но и он её сдвинуть не смог, за что получила плутовка мешок с тремя нитками бус.

Затем двинулась девица к приснопамятному напёрсточнику, тоже продула три гроша медных, да переметнулась к масленому столбу, на который вскарабкалась аки кошка и добыла мешок свежих белых калачей (два пайка, между прочим).

Ну и между делом, понятно, собирали ватажники молву, за тем и шли.

Молва народная
Вот, что ватажники в народе услышали:

Слух первый
– Говорят люди, что за рекой Смородиной Навье царство лежит, и попасть туда можно лишь по Мосту Калиновому…
– Да брехня это! Нет там моста никакого!
– Есть! Видели его люди! Только ночью он является!
– Да зачем там мосту быть? Там и не живет никто!
– Вот то-то же! Сгинули все! Навь же рядом!

Слух второй
– Смотри не бреши о таком, а то языка лишишься! Не бесплоден наш царь. У него от первой жены сын был! Дмитрий-царевич!
– А я слыхал, что он мертвым родился.
– Да нет – выкрали его враги государевы!
– Нет, помер он – и месяца не прожил. Царица Марья тогда с горя жизни себя лишила – сбросилась со стены, прямо в Мутну-реку… Семь лет назад это было, как сейчас помню.

Слух третий
– Опять на степной дороге разбойнички проезжих обобрали! Говорят, всё отбирают, только смертоубийства не приемлют – деньги, вещи да снедь отбирают первым делом! Коней да скотину! А более ни-ни!
(Тут игроку Ивана послышалась не «снедь», а «сельдь», что породило целый каскад шутеек на протяжении всей сессии)

Слух четвёртый
– Нет в продаже ни платков из Степной Слободки, ни платьев, ни единой ленточки вышитой! Эх, как жене теперь на глаза покажусь! Упрашивала целый год ей в подарок купить работу Марьи Искусницы! Да не привозят больше в город вышитых Марьей уборов! Что теперь делать?
– А ты любой другой платок купи! Откуда ж твоя баба поймет, Марья или нет его вышивала?
– Да нет, Марьин труд ни с чьим не спутаешь – она одна в целом мире такая Искусница!

Слух пятый
– Люди бают, что в лесах Дремучих живет древняя бабка, и всё она на свете ведает! И служат ей звери лесныя, да птицы небесныя, и что говорить она с ними умеет! И со зверями, и с птицами, и с гадами ползучими… И… и с рыбами!
– Ну, это ты загнул! С рыбами!!! Хахахаха!!!

Слух шестой
– Ну, за царя! За царицу! Здоровья им! Да дитёв побольше! Наконец бы…
– Хорошо, что царь снова женился! Вроде как добрее стал с молодой женой-то… А то сколько ж можно по первой жене было скорбеть?
– Ну, так после царицы Марьи – не мудрено! Марья Златые Косы – такая красавица была, что её век не забыть… Говорят, её бабка сама Василиса Прекрасная была…

Много ватажники узнали занятного, но ничего такого, что помогло бы отыскать пресловутого златопёрого ерша. И порешили пойти неведомо куда, в прямом смысле. Потому как пришли они в столицу из разных концов царства, в трое разных ворот городских вошли, и ни один в своих краях о чудо-рыбине не слыхал. Так что вышли из города в четвёртые ворота, в сторону земли ранее им не ведомой. Тем более, что лежал в той стороне лес Дремучий, где по слухам жила всеведущая бабка. Хоть с кем-то посоветоваться.

… Прямо пойдёшь – о камень ударишься
Повела дорога ватажников навстречу судьбе неведомой, и привела на распутье. Три дороги по разным сторонам расходятся, да камень большой стоит, а на камне том написано:
«Добро пожаловать в Туманный лес, путники!» (игрок Василисы: ДА НУ Н@#%Й!!!)
(жирная отсылка на предыдущую кампанию, ещё одна пятиминутка смеха и вьетнамских флэшбэков)

(Перевернули записку мастера...)… а на камне том написано:
– Направо пойти – добру молодцу себя спасать, да коня потерять, красной девице – век воли не видать.
– Налево пойти – добру молодцу себя потерять, да коня спасать, красной девице – нагой остаться, или навью статься.
– А прямо пойти, не пройдя прежде других путей – голову сложить, али бесславно вернуться.

Стали судить-рядить, порешили, что коней и так нет, а чего нет – то и спасать не придётся. Уж перед уходом осмотрелись лишний раз, да заметили вблизи кусты примятые, глядь — а там вывороченный столб дорожный, какие на всех царёвых дорогах стоят. И на столбе том уже безо всяких загадок сказано:
– Направо – Степи бескрайние.
– Налево – Леса Дремучие.
– Прямо – река Смородина.
Ну тут уж все сомнения сгинули – идти ватажникам налево, в Дремучий лес, и так туда собирались.

Лихой народец
Долго ли, коротко ли, а вошла ватага в Дремучий лес. На лесной тропе самым зорким оказался Иван, загодя узревший в кустах засаду лесных разбойничков, пять душ – двух стрелков, да троих мечников.

Василиса с Иваном изготовились к бою, понадеявшись пойти на супостатов прежде, чем те опомнятся. Да не тут-то было. Хулимир тоже решил изготовиться и призвать на защиту Мать сыру землю… Не ответила Матушка, ответил Огонь неистовый – вспыхнул незадачливый волхв, позорно опалив бороду (никто не ожидает испанский критпровал!), да напугав лиходеев в кустах. Напугав, да не отвадив.

И грянула сеча! Хулимир со второй попытки оброс-таки тяжкими доспехами из сырых корней, Василиса одного из стрелков прокляла слепотой, а Иван борзо оборвал тетиву на собственном луке. Дюже силушка молодецкая взыграла – не вынесла её тетива.

Волхв разбойников хватал корнями из земли, бил другими корнями аки копьями, но супостаты попались на диво вёрткие – уходили ото всех Хулимировых заклятий (вот натурально — такого везения на спасбросках у NPC поди поищи!). Борода у волхва и так была палёная, да он взялся её с досады руками рвать.

Василиса рубилась секирою, но переломили ей белу рученьку, чем только разозлили – пустила девица на волю наследие Кощеево, стала жизнь из ворогов пить, да союзникам раздавать (заклинание вампиризма). А потом и нежить подняла из одного разбойника, натравив на его же подельников.

А Иван втихую наволхвовал себе защиту чародейную — ни один меч его не мог коснуться (благословение на Броню (поглощение урона), выкрученное на максимум). А Ваня тем временем копьецом разбойничков тыкал, не очень больно, но частенько.

Побили ворогов, а кого не побили – тех погнали прочь во страхе великом. Одного из беглецов Иван достал земляным копьём, заместо Хулимира (тоже волхвовать умеет, стервец!), насадив разбойника аки на кол. Опосля такого волхв свою бороду приговорил окончательно.

После побоища пытался Хулимир посечённую руку Василисы срастить, да не сумел, видать притомился. Да и все притомились, устроив привал прямо в тех кустах, где до этого тати лесные засадничали.

На привале Василиса нежить ею поднятую от плоти очистила, кости выварила, да собрала костяк ходячий. Нарекла Валерием.

Дела диковинные
Поутру, с последними совами, двинулись ватажники дальше в чащобу. Дорожка вилась-вилась, да кончилась в диких зарослях, но Хулимир сыскал звериную тропу (он немножко следопыт) и повёл соратников далее.

Вывела тропка на поляну, посреди которой стояла большая печь. Вокруг печи много лаптями натоптано, да сама печь ещё горячая и в свежей копоти. Василиса ту печь осмотрела и молвила, что смастерили её для сжигания людей. Вроде как для обряда диковинного, да жуткого. Да ещё нашла Кащеевна недалече след босой детской ноги, да серое перо дикого гуся.
Подивились ватажники и порешили идти по следам лаптей.

Вскоре вышли на другую поляну, с большой старой яблоней. А на ветвях той яблони — обрывок висельной верёвки. Да и сама петля недалече сыскалась. Ещё больше подивились ватажники, пошли дальше, а там и тропа широкая начиналась, людьми топтаная.
Шли, шли соратники, покуда не углядели в стороне от тропы дымок вьющийся, а по другую сторону – услыхали голоса человеческие.

Пошла Василиса голоса разведать, подкралась, да узрела костёр, вкруг него семеро парней деревенских, лапотников, а вкруг всего этого солью насыпано, оберег от нечисти. Прислушалась Кощеевна и поняла, что парни те страшатся мавок, которые троих уже сманили и погубили, а остатние теперь не смеют из круга выйти.

Ушла Василиса, и воротилась уже с ватажниками, которые её нарочно обхаживали будто хворую – рука-то посечённая напоказ – чтобы к огню пустили (а костяного Валерия поодаль оставили, не доставало ещё, чтоб деревенских кондратий хватил).

Парни в соляном кругу приняли незнакомцев с опаской, но без злобы. Стали ватажники пытать, отчего это тут такое сиднем сидение, да без явного дела. Лапотники помялись, но наконец выложили и про мавок, и про то, что ополчились они на парней, потому как встали на защиту другой нечисти.

Пришли сюда деревенские ведьму казнить. На суку повесили — удавка оборвалась, пошли топить – а тут мавки выскочили, ведьму отбили, троих парней околдовали, а остальные и лапти смазали. Теперь из круга боятся шаг ступить — за любой корягой может нечисть хорониться.

Ватажники пообещали попытать счастья с мавками, чтобы те отступились. Да ещё спросили про дым, что по другую сторону тропы. На это деревенские замахали руками, дескать соваться туда не след – там старуха живёт дюже страшная, не угодишь – со свету сживёт. Ватажники друг дружке подмигнули – дошли, значит.

У леса на опушке жила Яга-старушка
Уж было глубоко заполдень, как приблизились ватажники к источнику дыма. Оградка костяная, с черепами различными, за оградкой — избушка на курьих ногах, банька топится, гуси выхаживают.
(Хулимир: Избушка-избушка, встань ко мне клювом, к лесу яйцекладом!)

Ивана от такого дива озноб пробил, хоть и многое он повидал (а может и потому, что повидал), шёл за копьецо своё цеплялся, озирался опасливо.

Как подошли к избе – отворила дверь старая карга, да вопрошает: «Дело пытаете, аль от дела лытаете? Не с пустыми ли руками явились?».
Василиса не растерялась – подарила старухе бусы, что на ярмарке выиграла. Хозяйка избушки заглянула девице в глаза, покивала каким-то своим думам, да погнала мужиков в баню (буквально), а сама взялась стол накрывать.

Иван в чужую баню в таком костяном окружении идти не желал, не доверял он старухе, потрохами, говорит, подвох чую. Насилу уговорили. Но всё одно – Ванька заявил, что идёт в баню со своим копьём.
(Пять минут шутеек про то, что копьё в бане надобно хотя бы полотенчиком прикрыть, и про то, что Хулимир не устрашился пойти в баню с эдаким копьеносцем)

Покуда мужики парились, Василиса прошлась по двору – нашла следы босые, детские, точь-в-точь как у страшной печи. Да и гуси серыми оказались.

Вернулась Кощеевна в избу – а на полатях мальчонка сидит, годков семи-восьми от роду. Курносый, вихрастый – ну вылитый царь-батюшка Иван Берендеевич. А волос светлый, аккурат в покойную царицу Марью, что в народе Златыми косами величали.
Заметила старуха удивлённый Василисин взгляд, покивала, как до того, да продолжила стол накрывать, как ни в чём не бывало.

Тайны, да премудрости
За столом поведала старуха уже мытым и чёсаным своим гостям всю правду.

Ерша златопёрого сыскать можно, надобно бабке к реке сходить, да у рыб повыспрашивать. Только не поможет это царю, не даст ему бог больше детей. Великий на нём грех – хотел собственного сына, Митеньку, извести – Кощеичем он народился.

Ватажники, покумекав, предположили, что раз дело в самом царе, то царица Настасья Патрикеевна вполне могла состряпать небылицу про ерша для отвода глаз. Дескать удальцы подвиг совершат, рыбу добудут для продолжения рода царского, да так тому народец обрадуется, что и не заметит, ежели детёныш на царя-батюшку не очень-то походить будет…

Василиса даже догадку изрекла, что царица Настасья сама Марью Златые косы со свету сжила. Но посчитали-поскладывали, выходило, что в пору кончины прежней царицы Настасья ещё под столом пешком гуляла, маковкой не стукаясь.

Митька, что на полатях сидел, как есть царский сын. Как отец глаза его сверкучие в первую ночь увидел – тут же велел в лес снести, да оставить лютому зверью на съедение. Но не волки его нашли, а местная баба, из лесного селища. Пожалела, приютила, да и вырастила вместе со своими. И долгие годы хранила его родство Кощеево в тайне.

Ведьма, которую деревенские казнить хотели – так то сестра Митенькина старшая, сводная. Мужики-то поначалу царевича казнить хотели, прознали окаянные про Кощееву кровь. Пришли за ним – а сестрица Митьку уже в охапку, да в лес, на дальнюю поляну. Схоронила брата названного в той страшной печи, а сама хотела лесом погоню увести. Но не успела – схватили её, да печь с царевичем запалили.

Дмитрий-то Иванович через трубу вылез, да старухины гуси его оттудова и унесли к ней на двор.
А вот сестру за помощь нечистому Кощеичу нарекли ведьмой и заместо него решили казни лютой придать. Потащили девчонку вешать на яблоне, благо печь впопыхах так растопили, что не подойти. Накинули удавку, да не держит верёвка висельная невиновного – оборвалась верёвочка-то. Тут бы лапотникам и опомниться, но уж застила злоба им и глаза, и души. Поволокли топить в речке, благо мавки вмешались, не дали погубить юную душу.

Что же касается до мавок, то тут бабка рзлилась соловьём, будто полжизни готовилась.

Мавками становятся младые девы или жёны, утонувшие на русальной неделе, погубленные возлюбленными, или утопившиеся из-за несчастной любви.

Мавки ходят обнажёнными, с распущенными длинными волосами. Если мавка наденет одежду, то та вскоре истлеет. Украшения – сломаются. Поэтому мавки очень хотят обладать одеждой и украшениями, при виде красивых вещей могут обо всем позабыть.

Мавки очень красивы и имеют власть над мужчинами. Живыми и мёртвыми. Встреченных мужчин мавки могут на время очаровать и заставить делать что угодно, в том числе даже последовать за прекрасными девами в самый глубокий омут. После смерти такие несчастные служат мавкам уже навечно.

Иногда мавка может ради развлечения соблазнить какого-нить мужчину и отпустить с миром… казалось бы, но увы – несчастный до смерти не сможет её позабыть. Другие женщины перестают его интересовать. Часто такая жертва сама возвращается к мавке. В омут. Добровольно. С камнем на шее.

Женщин мавки стремятся затащить в воду и утопить или защекотать до смерти. Могут украсть у них одежду или украшения.
Детей мавки не трогают, иногда даже защищают от беды, или спасают тонущих.

Убежать от мавки невозможно, бегают они быстрее ветра и могут обогнать даже самую быструю лошадь. Пока мавка ещё не успела пустить в ход свои чары, можно назвать её именем, которым её крестили при жизни (если вы его знаете), тогда она оторопеет, и от неё можно убежать, пока она не опомнилась. Но такое сработает только один раз.

Мавки никого не боятся, в случае опасности зовут на помощь утопленных ими мужчин. А если те не справляются с бедой, то просят о помощи самого Водяного или Водяницу...

Ватажники так рассудили, что названную сестру царевича мавки спасли не как одна нечисть другую, а из жалости, хоть и помыслить ранее не могли, что жалость за навью водится.
Хулимир предложил лапотников принудить из собственных рубах пошить сарафаны для мавок, чтобы откупиться, раз уж те столь падки на любые наряды. Главное, чтоб шили ровно.

Вот так и вечеряли ватажники в гостях у Бабы Яги, сыты, мыты, да научены, в награду за верное обхождение.