Красная земля
Мастер: am_
Партия:
Алиса Игоревна Чернова (Jenny. Ien) – врач-хирург, преследующая своего отца — чтобы убить его;
Александр Сергеевич Набоков (Игорь) – сельский учитель, идущий за Алисой, потому что пламени преисподней, говорящему его устами, Алиса любопытна;
Иннокентий Снегирев(Аркадий) – выпускник с отличием Томского Императорского Университета, электротехник; идет с компанией, потому что больше ему некуда идти.
Механика: Дневник Авантюриста
___________________________________________________________________________________________________

Лестница скрипит под моими ногами. Я спускаюсь с крыши и отбрасываю лопату к дверям. Теперь эта хибара не загорится и не рухнет в ближайшие шесть часов — а что с ней будет дальше, меня не волнует.
Меня больше волнует то, что будет дальше со мной.
-… теперь обуза. Убейте… — доносится из-за двери знакомый голос. Я перехватываю молоток поудобнее и переступаю порог.

У входа я натыкаюсь на Чернову и Набокова. А точнее — в темноте я вижу только четыре светящиеся точки. Две — багрово-красные, цвета заходящего солнца в морозный день. Две — янтарно-желтые, с огромными черными зрачками. Здесь темно, но на свету они сжимаются в узкие вертикальные щели.
-Милуетесь, голубки? — произношу я. И прохожу мимо них, пока они не ответили.
На кухне светлее. На лавке у батарей (да, в этом богом забытом месте немцы поставили паровое отопление) спит юноша с багрово-фиолетовыми синяками на лице. Он ворочается и бормочет: «Что вы делаете, мужики-то? Что вы делаете?». Кажется, его зовут Николай. И он пять часов назад спас мне жизнь.
Совершенно чужая кухня. Ни связок головок лука, ни золоченых икон, ни половиков, ни нарядных полотенец, что я видел в зажиточных русских избах. Даже распятия не повесили. Пол выскоблен, в углу печка-голландка, на столе свернута в рулон скатерть. За столом сидит женщина, красивая, как Царевна Лебедь. И кормит тряпичную куклу с ложечки.
-Еще немного чаю, мистер Кролик? — кажется, у Анны Михайловны гувернантка была выписана из Англии. Можно будет спросить, когда она придет в разум. Если она придет в разум.
Видимо, обуза — это она. Сначала Александр любит ее всю ночь, своим рыком и скрипом кровати мешая спать, затем — убивает десятерых человек, покусившихся на ее честь, а сейчас — предлагает убить, хотя она еще может придти в себя. Мне он казался более предсказуемым человеком.
Неужели эта мистика, при применении, лишает человека разума? Или же — нравственного чувства?
Из-под пола глухо доносится что-то про «dummkopf» и «Teifel». Немецкого я почти не знаю, но ругань понятна и без перевода. Дурак, связавшийся с чертовщиной… Наверное, это он про себя. Или про меня. Я погружаюсь в эту чертовщину, как в болото.

Тогда, в Тобольске, я проснулся на лавке — сытый, согревшийся, но изрядно помятый. Ребра, хрустнувшие от удара об стену, побаливали. Болели и обмороженные Анной руки.
Последовало короткое объяснение с Алисой, Анной (оказавшейся не просто знакомой, но телохранительницей Алисы) и Александром — кто именно виноват в том, что Алиса Игоревна продолжает дышать, не затоптана насмерть чудищем, не разделана безумным вивисектором, а только слегка обожжена. После него я решил пройтись, забрать кое-что из своего нумера в «Кудрявом поросенке».

Весь город был наводнен полицейскими. В трактире я выяснил, что, помимо пожара с человеческими жертвами (похоже, моя работа), в Тобольске только что был дерзко ограблен банк. Банду перестреляли на месте преступления — но ценности кто-то уже увез. У меня возникла мысль, что банк просто покрывает недостачу в своих хранилищах.
Я поднялся к себе в комнату, закрыл за собой дверь и только после этого понял, что у занавешенного окна кто-то стоит. Чиркнула спичка — на меня неприветливо смотрел совершенно незнакомый человек.
-Товарищ Снегирев? — уточнил незнакомец.
-С кем имею честь? — моя рука дернулась было к обрезу под шинелькой, но что-то подсказало мне, что достать я его не успею.
-Зовите меня, допустим, товарищ Ночка. Мне вас посоветовал товарищ Кондратьев.
Кондратьев… Среди моих знакомых был такой. А точнее, он был среди знакомых Янки Шмидт, за которой я одно время ухаживал. Наголо бритый, (говорили, из-за лысины), тощий, с седой щетиной, пронзительными голубыми глазами — дедок, почти не скрываясь, вел коммунистическую агитацию в Университете. Впрочем, ходили слухи, что он — провокатор охранки.
-И что же вам говорил Кондратьев? — поинтересовался я.
-Что на вас, Иннокентий, можно положиться. — лицо Ночки практически не менялось. Впрочем, парез лицевых мышц — дело ныне нередкое. — Передайте Алисе Игоревне привет от товарища Ночки и скажите, что сегодня ночью, на кладбище, ей будут переданы интересующие ее сведения. И, если вы можете — а вы можете — постарайтесь, чтобы Алиса Игоревна оставалась жива. Это важно для нашего дела.
-А что я буду иметь с нашего дела? — хмыкнул я.
-Загляните в стол. — предложил он и знаком попросил меня посторониться. И вышел.
В столе лежали пятьсот рублей. Что же… Вроде бы, убить мне пока никого не предлагали, а просто передать весточку — можно. Я присел на кровать и задумался.
Сплошная трагикомедия — красные так много говорят о новом человеке и новом мире… Но сами люди все сплошь очень даже старые, плоть от плоти старого мира. Либо бессмысленные болтуны, как товарищ Кондратьев — либо товарищи Ночки, пахнущие свежей могилой. Разве что Янка… Но та умерла от сыпняка год назад.
Встряхнувшись от печальных воспоминаний, я сложил деньги во внутренний карман и пошел обратно.
На пути меня перехватил городовой и повлек было в участок. Кажется, наши приметы уже были разосланы по полицейским. Однако, небольшая сумма денег и ложь помогли мне избежать разговора с его начальством.
Белые тоже много говорят о железном порядке, но смогут ли они когда-то перебороть жадность и глупость собственных слуг?
Женщины, видимо, решили избавиться от неприятных воспоминаний обычным для женщин способом — хождением по магазинам. Поскольку мне тоже необходимо было сменить платье и не светить повсюду своим изодранным студенческим мундиром — я увязался с ними.
Я нашел прекрасную офицерскую шинель — немного подержанную, (наверное, вдова сдала в лавку), но подходящую мне как раз. В зеркале я даже сам себя с трудом узнал — выглядел я теперь заправским солдафоном. А потом, когда Анна и Александр отвлеклись друг на друга, я передал Алисе записку от Ночки. Она побледнела.
Позже, в трактире, Алиса сказала мне, что майор Ночка — из НКВД, что он — ее работодатель и что шрам на лице Алисы — это след их знакомства. Еще день назад я бы, наверное, прекратил наше знакомство от греха подальше — но снявши голову, по волосам не плачут, а повесить меня можно только один раз.
А потом она выпила лишнего, по пути домой наговорила мне гадостей и ударила по лицу. Ненавижу женские истерики. Предоставив ей самой разбираться с агентами НКВД, я ушел туда, где еще вчера заметил кое-что интересное.

Во дворе, в большой, но не слишком оснащенной мастерской, стояло настоящее чудо техники — трактор «Форд и сын» с двадцатисильным двигателем и катушкой магнето. Я как раз хотел проверить одну теорию, которая занимала меня еще в Томске. В конце концов — я не наемный головорез. У меня профессия есть. Публикации в «Вестнике РФХО». Сам Гезехус Николай Александрович, приехав в наш университет, отмечал мои успехи в учебе.

Всю ночь и большую часть следующего дня я увлеченно работал над ионизатором воздуха, не зная, что делают остальные. Перемотал обмотки трансформатора зажигания, из стальных прутьев собрал электродную клеть… Впрочем, все это довольно специальная область. Достаточно сказать, что, когда ко мне постучался Александр, опыт уже увенчался успехом — в воздухе, над шаровым электродом, плавал искрящийся оранжевый шарик. Кроме того, я сделал миниатюрную и упрощенную версию этого устройства — и установил ее на бедре, скрытно. Аккумулятор подзаряжался от движения ног.

Александр зачем-то выяснял мои планы на вечер. Я уверил его в том, что пока свободен.
Потом в дверь заглянула Алиса и молния, как будто повинуясь моему невысказанному желанию, рванулась к двери и хлопнула у нее над головой.

Приведя госпожу Чернову в чувство, я пошел на кухню — пообедать после рабочей ночи.
Слегка размякнув после супа, я заинтересовался подшивкой старых газет, лежавшей у печки — похоже, на растопку. Среди некрологов, объявлений и светской хроники попадались и интересные статьи — к примеру, лет пять назад, незадолго до начала Событий здесь выступал профессор Квинке. Газетчики, как водится, все переврали — назвали профессора «русским Теслой», хотя все образованным людям известно, что Тесла, после гениальных первых работ, уже лет десять занимается мошенничеством и шарлатанством. Говорилось, что Квинке купил себе участок земли на Сахалине и собирается основать там коммуну «во славу истинной науки». Хм…

От раздумий меня отвлекли шаги у двери. В комнату вошли двое — один, зеленовато-бледный и второй — кажется, совершенно обычный офицер — но при виде его мурашки забегали по моей коже. Не удостоив мою персону вниманием, они прошли дальше, в смежную комнату. В комнате стало холодать — или это меня забил озноб? У явно нервничающего Александра я спросил, кто эти люди. Он ответил, что один из них — хозяин дома, Ефрем Сергеевич. И прошел вслед за ними.

Что же — если это хозяин дома, то, логично думать, что он же и хозяин трактора. Следовало прибрать то, что я наворотил в его сарае. Я вышел и направился к мастерской. За моей спиной, на втором этаже раздались выстрелы.
Дверь за моей спиной захлопнулась сама по себе. Что же — в дом, где звучат выстрелы, не стоит заходить не подготовившись. Проверив обрез под шинелью, в мастерской я разлил бензин в две подходящие бутылки — на всякий случай. И попробовал пробраться в дом.
Стекла уже обметал лед, как будто внутри бушевала метель. Приклад отскочил от стекла, как от резины. Кто додумался поставить в рамы каленое стекло? Выстрелом я пробил себе путь через окно, забрался внутрь и прислушался. Сверху донесся выстрел из револьвера. Через минуту — еще выстрел. И еще… Я осторожно поднялся на второй этаж — уже полностью покрытый невесть откуда взявшимся снегом.
Мимо меня, с пистолетом в руках и решимостью в глазах, промчалась Анна. В кабинете раздался выстрел. Затем — еще один. Заглянув за дверь, я увидел странную картину. Ефрем Сергеевич лежал с развороченным черепом, Александр — с окровавленной головой и револьвером в руках — тянулся к нему, будто прислушиваясь к мертвецу. Анна прижималась к Александру, обнимая его колени. Алиса, казалось, была в ступоре. Спутник же Ефрема Сергеевича оглядывал помещение налитыми кровью глазами. Его движения казались похожими на движения механической куклы. Его глаза остановились на мне, он взревел голосом, напомнившем мне о вчерашнем чудовище и рванулся вперед. Почему я, черт подери?
Я отбежал в коридор, но он меня преследовал. Бутылка с бензином отскочила от него и бесполезно покатилась по полу. Заряд дроби в упор отлетел от его груди — ну, или мне это почудилось. Схватив меня, он выкинул меня в окно, как нашкодившего кутенка. Моя голова ударилась о валявшееся полено и сознание оставило меня.

«Сознание оставило меня». Я покатал эту фразу в уме — да, похоже, сознание и разум меня оставили. Что я делаю с этими людьми? Зачем я здесь? Только, чтобы сбежать из колчаковщины, скрыться от преследования охранки? Или же у меня есть цель, к которой я иду — вместе с ними, раз уж так получилось?