Второй кусок кирпичика, как и было помечено ниже)).

Сессия номер три

Хроника закончилась, да здравствует хроника. И вот здесь меня в хорошем смысле слова начало переть и плющить уже без остановок. Как от всего происходящего, так и от примененных мастерских решений.

Сил на дальнейший разбор дел просто не оставалось — вернув «домой» двух уменьшенных химер и перевязав шапку так, чтобы она не смогла прогрызть ход на свободу, двое погрузились кто в нормальный сон, кто в транс, подсмотренный у Мяса. И если чародей еще пытался разложить по полочкам логические связи, то в голове у глома одна за одной гасли картины дня минувшего в блаженном, но коротком забытье.

Вот, вот чего привычного мне так не хватало после реалового игрового возрождения — мыслей. Которые тоже есть и никуда не деваются, вот только высказывать их в устном формате, когда ты еще и не один, всегда очень проблемно. Не знаю, заработает ли система записок с моим-то адским почерком (ибо всерьез побаиваюсь сломанных глаз всех тех, кому они будут предназначены)), но в таком формате оно функционирует как надобно.

Утро началось с допроса шапки. То есть, и допросом это назвать было очень сложно — после совместными усилиями снятого скотча было видно, что зря они старались. У Слик не было ни сил и ни желания, чтобы им сопротивляться — да и помогать, в принципе, тоже. Видимо, чувствуя, что хуже ей уже не будет, она решилась рассказать свою несчастливую историю любви к изгнаннику-сатиру. Именно в этот момент Раута ощутила, насколько же она близка к этому, казалось бы, не похожему на нее Мясу. Ее историю она понимала как никто другой, потому как и сама успела пройти похожими дорогами, пускай и каждой по отдельности. Хотелось столько всего сказать ей в утешение (даже прекрасно зная, что она это утешение не примет) и еще более сделать, но слова прочно застрявали в горле. Все, что было сказано тогда, еле-еле тянуло на десятую часть творящегося в голове — а каменное лицо, практически лишенное мимики, не выдало и тени мрачного секрета. Слик даже не взяла с Рауты клятву не навредить ее возлюбленному, похоже, посчитав ее всего химерой.

И вот бывает же фигня — когда и ты, и персонаж твердо знаете, что говорить, а захлестывающие эмоции (да еще и толком не твои)) не дают и клювом хлопнуть. Несмотря на то, что это не входило ни в чьи планы, накал у сцены вышел таким(и у каждого, видимо, со своей стороны восприятия), что после этой беседы и перерыва на проветриться нас хватило только на мелкие подквестики в духе разборки со сломанным чемоданом. Из состояния ошарашенного «дерева» я выползала очень долго — и это того стоило.

Сессия номер четыре

В качестве вступления стоит заметить, что явились мы туда с головами разной степени чугунности. Несмотря на разность же причин, всем понадобились определенные усилия, чтобы взлететь со всей этой фигнею на борту. И пока мой со-страдалец временно исчез для приведения себя в порядок, мы с мастером решили не тянуть и разобраться с личным эпизодом, на котором в тот раз остановились. В камерной, так сказать, обстановке.

Пустынные задворки Сан-Франциско и тот самый тоннель, полуразбитый временем, который невозможно с чем-либо перепутать. Его отличительный знак — незаконченный портрет девушки, выполненный в чуть растекшихся черно-зеленых тонах — хорошо виднелся Рауте еще с далеких подступов. И так же хорошо она видела фигуру человека, усевшегося там на корточках. В нем было что-то подозрительно знакомое, но и только.

… потому что криворукий игрок благополучно провалил бросок восприятия)).

Как выяснилось после приближения, сидел он там в компании бутылки и ужасного настроя — а, едва Раута подошла поближе, удивленно на нее уставился. Завязать диалог с незнакомцем было несложно: как выяснилось, три года назад на этом место с ним случилось одно странное событие. И для него стало сюрпризом видеть девушку, так похожую на его настенное художество. Да, это был именно тот человек, которому Раута отчасти обязана собственным пробуждением.

По словам творца, когда-то ему в голову пришло то ли сон, то ли видение — что-то вроде портрета идеальной девушки-мечты. Будучи тогда безбашенным студентом, он, недолго думая, понесся воплощать его, но на середине работы оступился и перечеркнул все жирной черной полосой. Тогда-то он увидел надолго запавшее в мозг зрелище: краска эта сама по себе исчезла с лица, стекая уже с внешних уголков нарисованных глаз. Его работа была спасена.

Уж не знаю, насколько рожа кирпичом была у меня в момент игры, но внутренне я захлопала от радости ушами. Еще бы, подход «ничто не забыто...» в плане квентового прошлого — это при должном оформлении подкупает наповал.
Примерно на этом месте и состоялось возвращение блудного соигрока — и тут-то я шкурой ощутила, как по швам треснула наша камерная обстановка. Чувствуя, что еще чуть-чуть, и я снова прикушу себе язык, впав в изначальное состояние «дерева с грибами», я набралась наглости и попросила его немного поотсутствовать на время эпизода. Не потому, что счеты или еще какая-нибудь гадость — просто слишком личностным по содержанию выходил этот фрагмент, и добить его хотелось именно вот так, как начали.

Собственно, это было тем, что знала Раута еще до встречи с ним. А дальше, как говорится, хуже. Буквально на следующий день творец крепко закинулся колесами и сел за воплощение истории в бумагу. Истории художника, чьи работы зажили собственной жизнью. «Ну, или он просто рехнулся — пусть решит читатель». Роман был готов уже через неделю и с места в карьер ушел в печать. На волне пришедшего успеха создатель бросил ненавистный университет и вроде как нашел себя, но только ненадолго. Сотворить что-либо еще он упорно не может до сих пор и уже успел прослыть автором одной работы. На вопрос, слышала ли Раута о популярном в узких кругах писателе, глому пришлось лишь вежливо кинуть.

И вот теперь, через две недели после окончания игры, я в бессилии грызу клавиатуру, пытаясь вспомнить хотя бы его имя, не говоря уж о фамилии. Да-да, я из тех существ, у которых половину учителей в школе звали «Извините Пожалуйста»)). Скальди, заводи «склерозники», долбу себя не в первый раз — и забываю даже это!))

Беседа двух уже знакомцев продолжилась в более уютном месте — под крышей одного из скромных ресторанов. Там и была открыта истинная цель паломничества на задворки: он просто хотел понять, как и почему его постигло былое озарение. И далее следовал долгий диалог о чудесах и их отсутствии, о творческом запале и банальном действии наркотиков, о желании донести что-либо миру и просто юношеских глупостях, о светлом будущем и мрачном настоящем, из-за которого не хочется и будущего, соответственно. Даже не попытка вдохновить и направить на путь истинный (как минимум, с точки зрения околофейской), а совместный поиск, кто правее и что с этим вообще можно — и стоит ли — поделать. Неизвестно до конца, что творилось в голове у пробудителя, но в двух точках они сошлись определенно: что мир всегда одинаков с момента сотворения, а изменяет его лишь наше восприятие, и что доказательством существования чудес может служить хотя бы краска на рисунке, не потускневшая от времени.

И это стало для меня одним из тех эпизодов, ради которых вообще стоило начинать кампанию. Диалог с глазу на глаз, с исчезнувшими преградами общения вроде стола и чарлистови труднозамолкаемого сопартейца)) — иными же словами, Остапа понесло. Бояться мне тогда уж точно было некого и нечего. Фраза «я, кажется, понял, как тебя водить!» стала главным открытием вечера. Таки да, именно этого и не хватало с самого старта.

О битве с сайентологами Раута узнала от уже пришедшего в себя Лисандера (решили считать, что это было так — ведь стала же я свидетелем событий). Поведение благородного ши, опустившегося до клоунады ради высшей цели, ее ни капли не смутило — наоборот, это умение быть непосредственнее, живее иных аристократов и стало ключом к сближению учеников. Точно таким же воспринимался и наставник — вот только глом все боялась задать ему вопрос, почему он так легко взял ее на обучение. Прекрасно понимая, что честный ответ может ее убить.

И тем страшнее выглядел грядущий прием у герцога — для большинства аристократии Раута была чем-то не выше нокерского голема, и в который раз ощутить это, пусть даже ради важной цели, будет опытом не из приятных.

Снова обращение к мыслям. Которые бы иначе так и остались где-нибудь за кадром. Спасибо тебе, мастер, что мы оба поняли, как нужно разворачивать долбанного интроверта)).

Утро следующего дня завершилось добычею ингредиентов для починки сундучка: нетронутой бронзой, заказанной через мастерскую художественной ковки, и нагло выломанной ветки у одного из деревьев в глубинах парка (догадайтесь, кем).

Overthinking в чистом виде. Мы так упорно видели в них химерическую природу, что едва ли не застряли на проходном моменте. Фраза «господа, вы спорите о фигне» была как никогда отрезвляюща. Зато шутка о партийном рейде на литейный завод по правилам четверки неплохо разрядила атмосферу.

Ну вот как-то оно так. Повторюсь, это как раз один из тех немногих поводов, которые заставляют меня видеть родную хату, что уже стоит много. И, похоже, что ту би континьед)).