Мы недавно начали в эту игру играть — Игру с большой буквы, я бы сказал. Называется «1914». Убийственной силы вещь.
Я и дружки мои, Кайл и Джон, мы историю любим. Общая тема, так сказать. Так что, когда Кайл откопал Игру у своего папаши в чулане, мы решили поиграть разок-другой. Настолка семидесятых годов, играть совершенно невозможно, двести крохотных картонных квадратиков движутся по полю из шестигранников, на которое нанесены все реки, горы и города Франции. На каждом — три крохотных числа, значения атаки, обороны и ходов. Есть таблицы на передвижение, на бой, на обеспечение припасами — длиннющие столбцы на десятках пыльных листов.
Мы с Джоном начали за немцев. Кайл взял французиков — только он как-то смыслит во всей этой мешанине чисел, так что он нам и пример подаёт.
Начало у игры медленное. Три часа уходит только на расстановку, а фишки движутся от силы на сантиметр за ход, если повезёт. Но затягивает офигенно. Бельгия ложится на раз, у Голландии и шансов нет. Дойчи маршируют на Верден, а Иностранный Легион возглавляет марш-бросок, чтобы окружить Мец. Обычная суета фишек на поле.
Примерно к четвёртой сессии появляются кое-какие странности. У французской пехоты, окружённой под Антверпеном, начинают кончаться припасы, и Кайл говорит, что будет есть лошадей подразделения кавалеристов — кони пойдут на прокорм тем, кто на линии фронта. Ещё добавил, что если съесть и всадников, будет бонус. Мы попытались обратить это в шутку, но тут он открывает этот талмуд с правилами, и вуаля, чёткий и ясный «график эффективности каннибализма», хотя одному Богу, наверное, известно, как часто надо было прибегать к этому самому правилу.
С этим открытием игра открылась нам по-новому — мы заинтересовались, какие ещё дополнительные правила можно нарыть. Приложения Осириса (они шли сразу после «Игры по переписке») изменили ход моего Брюссельского Наступления. Воздетая на флагштоке грудная клетка врага может чудеса творить — если, конечно, верить тому, что пишут создатели.
Выяснилось, что есть разнообразная механика, которая даёт преимущество, если уплатить цену. Кровавые знаки добавляют +1 к броскам, но только если кровь ещё не высохла. «Освящённые потроха» дают бонус к опыту — маршал Фош на них просто молился. Колючая проволока крепче, если заплетать её на костях. И кто знал, что на Первой Мировой Войне такую роль играла артериальная организация тылов?
Вторую линию солдат мы посылали на убой с тяжёлым сердцем. Но, думаю, укрепление наших позиций во Фландрии оправдало такие меры.
Теперь по ночам я слышу, как маршируют армии, но глубже всего втянулся Кайл. Он не только перечисляет тех, кого сегодня приносят в жертву, по имени — мы все это делаем, так можно избежать кое-каких штрафов — он ещё и отмечает ходы на своей же коже. И постоянно косится на позвонки Джона.
Он объявил о сооружении пирамиды из черепов, такой, что накроет собой Париж и будет видна с Луны. Выдаёт на-гора правила, страницу за страницей, и красные чернила на них смотрятся откровенно подозрительно. Джон сидит на месте и что-то мычит про себя. С тех пор, как мы съели Буцефала, он просто сам не свой.
Грядёт что-то особенное.

К 1918 году всё… обострилось. Новое наступление будет масштабным — мы хорошо подготовились. То, что было Бельгией, окрашено алым, дамбы удерживают не воду, а человеческие потроха. Это крайне важно для успеха нашего дела — потроха. Миллионных армий больше нет, есть несколько сотен тысяч, но каких! Бедренная кость самого близкого друга разит вернее любой пули. Жилеты из связок бельгийцев в руках наших портных не уступят кевлару. Проблемы со снабжением остались в прошлом; проще, когда провиант сам идёт следом за армией, вернее, марширует. В чреве каждого германца — по сотне душ. Даже думать не хочу, что несут в себе французы.
В расход пошли все, кроме самых лучших. Современный солдат до дрожи эффективен, но требует кучу ингредиентов.
Лето 1918 года. Кайл восседает на Парижской Костнице и насмехается над нами. 1919 года уже не будет.