Нас завели не то в казарму, не то в какую-то столовую.
— До распоряжения сидеть тут! — мы послушно упали на ближайшую лавку, стоящую в полутёмном помещении, — А ты, —гаркнул один из офицеров, тот, что был в белом плаще, — следи за тем, чтоб эта погань даже икнуть не могла без разрешения! Понял?
— Так точно! — отчеканил стражник и застыл по стойке смирно, когда за его спиной захлопнулась дверь. Мы остались в полутьме. Пошевелиться было невозможно, тело отказывалось слушаться. Только лёгкое жжение в затылке и холодные влажные щупальца на спине говорили о том, что я всё ещё ощущаю своё тело.

Внезапно ко всему прочему добавилось новое ощущение — мерзкое чувство, что кто-то пристально смотрит на твой затылок. Взгляд был пронизывающим, словно спица. Если бы я мог обернуться, то непременно бы увидел эти маленькие глаза, которые буквально буравили меня, подобно двум тонким свёрлам. Но, если судить по абсолютно недвижимому лицу нашего надзирателя, за нашими спинами не было никого. Вот только чувство, что мою голову вскрывают, лишь усиливалось, медленно и уверенно ключи были подобраны к каждому замку памяти в моей голове. Я отчётливо чувствовал, как все мои воспоминания, абсолютно обнажённые, лежат перед этим владельцем пристального взгляда, и он бесцеремонно читает их, как какую-то брошюрку.

«Я для него даже не книга! А просто какая-то записка!» — эта мысль была прочитана сразу же, и в ушах раздался скрежещущий смех, больше похожий звон ржавых цепей, раскачивающихся на ветру.
Скосив глаза, я сумел разглядеть Фэйна. Бледный, отчего его рыжина казалась ещё ярче, он с трудом сдерживался, чтобы не стошнить.
— Что, тоже почитали? — я мог говорить, с трудом, но говорить я мог. Фэйн в ответ лишь слабо кивнул мне.

Этот мерзкий смех всё ещё стоял в ушах, он, словно чьи-то грязные пальцы, отпечатался на подкорке. Нам было хреново, но это всё же лучше, чем быть мёртвыми. Я пытался вспомнить детали своей смерти, но в голове был полный сумбур, а когда пытался напрячься, то вновь начинало тошнить. Вскоре Фэйн упал ко мне на колени и заснул неспокойным сном, меня тоже клонило спать. Эти последние сутки, (или сколько там прошло?), оказались очень нервными.

Секлес шла по длинной белой аллее к замку Белого Барона. Лёгкий и мягкий шаг Секлес, привыкшей к неровностям лесной тропы, был абсолютно бесшумен на идеально гладкой поверхности мраморной плитки. Оградки, искусно вырезанные из кости и хитина, аккуратно отделяли чистые дорожки аллеи от нежно розовых садов, где цветы и другие растения больше походили на некий живой организм. Ни один мускул на лице Секлес не дрогнул, когда перед ней медленно раскрылись белоснежные тяжёлые двери дворца.

Краткое приветствие привратника кивком головы. Тёмный холл, стены которого увенчаны невообразимыми произведениями искусства. Бесконечно высокий потолок, теряющий свою белизну где-то в темноте своей величественности. Совсем незаметная стража и прислуга, закованные в идеально белый хитин, скрывающий их на общем фоне, направляют её в неисчислимых переходах и коридорах дворца, ведя в зал приёма Белого Барона.
Секлес застаёт Барона за окончанием сеанса связи. Огромная колонна, сплетённая из костей, мышц, сухожилий, ярко выделяется на фоне неестественной белизны зала, погружённого в сумерки. Сам Барон стоит на небольшом помосте, собранном наподобие колонны. В идеально белых хитиновых доспехах закутанный в такой же белый плащ, отчего представить точную форму или хотя бы узор на доспехе являлось непосильной задачей. Лицо скрыто белоснежной тонкой вуалью, ниспадающей из-под острой короны.

Но во всей этой белой безупречности были яркие пятна нежно розового мяса, желтоватой кости и алой крови, пульсирующей в венах столба, увенчанного мраморным шаром в розовато-красных прожилках.

Когда вошла Секслес, в складки плаща барона медленно прятался хитиновый скорпионий хвост, в стыках панциря которого виднелись голые алые мышцы.
— О, Секлес, прошу, проходи, — медленно спускающийся с мясного пьедестала Белый Барон властным движением пригласил пройти вперёд.
— Господин, — девушка тут же приклонила колено и опустила взгляд.
— До меня дошли сведения, что ты обнаружила трёх непрошенных гостей на запретной территории, — голос был спокойным, абсолютно ровным и безэмоционально белым.
— Всё верно, мой Господин. Двух я обнаружила в гроте у подножия горы, за третьим мы спустились вниз.
— Скажи, ты выяснила, что нужно было им на запретной территории?
— Прошу прощения, мой господин, я спешила доставить вторженцев сюда, под охрану. Но предполагаю, что все они потерпели кораблекрушения в ту бурю, что бесновалась недавно у наших берегов.
— Хорошо. Я приму это к сведению, — невозмутимый ранее голос Белого Барона теперь приобрёл лёгкий оттенок заинтересованности. — Скажи мне, Секлес, какие они, эти пришельцы?
— Могу лишь сказать, что в гроте и глубже в пещерах двое из них спасли меня от опасности. О чём я сожалею, как о недостойном убийцы и слуги Великого Белого Барона поведении. Я должна была быть внимательнее, — Секлес была несколько ошарашена проявленной заинтересованностью Белого Барона.
— И всё же… Ты привела их всех сюда, вернее лишь часть! Ещё четверо были замечены в забытых садах Сестёр Боли. А значит, тебе предстоит довести дело до конца. Все те, кого ты привела, остаются под твою ответственность. За любую их провинность, ты понесёшь наказание. Подойди! — Белый Барон поднял правую руку в пригласительном жесте, стоя у своего трона. На его ладони покоился хвост скорпиона.

Секлес опустилась на одно колено перед Бароном, и он взял в свою ладонь её руку. Жало тут же взметнулось и вонзилось в запястье. Жгучая боль холодом разливалась по телу, но Секлес лишь зажмурилась и молча терпела. Медленно, словно отлив, боль сошла на нет, и вскоре на смену ей пришло успокоение.

— Встань и открой глаза, — властному голосу Белого Барона было невозможно сопротивляться. Секлес медленно открыла глаза. Прямо перед ней слабо колыхалась непроницаемая вуаль, тонкие, закованные в ледяной хитин пальцы Барона сжали её подбородок и запрокинули голову девушки. Потолок, теряющийся в абсолютной и далёкой темноте, стал ближе, были видны продолжения орнамента, рун и завораживающих вензелей, таких же, как на доспехе барона. — Теперь ты видишь. Оправдай мои ожидания.
— Мой господин… — Секлес поклонилась, преисполненная чувством благоговейной благодарности.
— Дальнейшие распоряжения ты получишь от мажордома, — Белый Барон медленно опустился на трон и, повернув голову куда-то в сторону теней в углу, жестом дал понять Секслес, что той пора уходить. Она поспешно покинула зал, но, уходя, успела заметить краем глаза высокую серую фигуру, закутанную в длинные тонкие шёлковые ткани чёрного и серого цветов. Дверь закрылась за спиной девушки, и лишь обрывок фразы донёсся до ушей Секлес: «…верное решение, мой господин?».

Мажордом встретил Секлес уже у выхода. Он передал ей бумагу, по которой она могла получить всё необходимое снаряжение у коменданта, также в бумаге было указано, что все трое незваных гостя находятся под её ответственностью, а также цель, заключающаяся в том, чтобы в течение двух последующих суток обнаружить и доставить оставшиеся три цели.

К бумаге прилагался свисток. Секлес отлично знала для чего он нужен. Когда они только появились тут, этим троим тут же повесили октоподов на спину. Они их даже не заметили, кроме одного, который был крупным, у него оказалась очень сильная связь с животнымии сумел даже подавить волю посаженного на него октопода, остальные же полностью лишились своей воли, сохранив только жизненно необходимые для организма функции, и то они поддерживаются октоподами. Эти существа больше похожи на осьминогов без мешка за головой. Щупальцами они держат жертву, а острые зубы впиваются, впрыскивая яд, который действует на организм, как парализующий, только немного иначе. Этот вид октоподов был выведен специально в садах Белого Барона, он подходил для подавления воли людей, когда как дикий вид мог действовать только на животных. Зачастую дикие октоподы просто паразитируют на организме жертвы, постепенно иссушая её и используя физическое превосходство в собственных целях. Но эти приучены выполнять команды, отданные владельцем свистка. Он для них словно призыв к действию Как бы то ни было, Секлес была спокойна, хотя бы эти двое будут вести себя тихо, и в любой момент она сможет их приструнить.

Пока Секлес шла к казармам и внимательно изучала полученные бумаги, она заметила, что среди бумаг был ещё один листок с личным приказом от магуса.
Эта скотина и сюда уже сунула свой нос! — Секлес поморщилась, на бумаге значилось: «В обязательном порядке внедрить в каждого из пришельцев по личинке октопода для дополнительной стимуляции.»

— Это уже… — она хотела было вспылить, но понимание того, что магус — правая рука Белого Барона, и неповиновение может стоить ей жизни. — Ладно, сделаем это перед выходом, время у нас ещё есть.

Секлес отдала честь охраннику, оставленному присматривать за парочкой, которая мирно дрыхла на скамье.

— Подъём, у меня для вас новости, — неслышный свист мгновенно достиг чувствительных слуховых мембран октоподов, и мы вместе с Фэйном вытянулся по стойке смирно.
— О, Секлес, надеюсь, что новости хорошие, — я скептически уже относился к новостям, особенно тут.
— Вы точно проживёте этот и следующие два дня. За это время нам нужно найти ещё троих, и вам будет легче, если поделитесь информацией о том, кто это такие.
— Ещё троих? Да мы как бы только вдвоём и прибыли, точнее нас вышвырнуло к вам на берег. Мы и Альфуса никогда раньше не видели, он разве не абориген местных лесов?
— Нет, в этих лесах никто не живёт, — Секлес недовольно поморщилась и устало закатила глаза. — Ладно, пошли за мной, там разберёмся уже.
— А где этот здоровяк? — я покорно шёл за Секлес, а Фэйн тихо причитал за моей спиной о своей разбитой лютне.
— Он к нам присоединится позже, кажется, он попал в руки к магусу. Будем надеяться, что Белый Барон ещё не дал никаких разрешений ему.
— Белый Барон? — Фэйн вскинул голову, в его взгляде можно было прочесть заинтересованность. — Я слышал о нём, но совсем немного. Он…
— Замолчи! — грубо оборвала его Секлес. — Лучше держи язык за зубами, не следует трепать лишнего. И да, мы пришли! — перед нами стояла повозка, запряжённая крупными особями октоподов, кажется, их тут любили за то, что можно разводить для разных нужд. Мы покорно забрались в повозку, к нам ещё накидали мешки какие-то и возница дунул в свисток. Повозка тронулась.