Уже некоторое время назад наша небольшая группа закончила длительный, более года, кампейн по Уральской Народной Республике. Кампания была длительная, чем далее, тем более ползущая из политического уровня в мистический, и в ходе событий нам довелось очень подробно обустраивать свою Спецорганизацию — Комитет Контроля ПараНауки, он же КомКон — для чего, например, пришлось конверсировать правила баз из «Риперов» в КЗ. Документ ниже, впрочем, не об организации, а об ее идейном оформлении. Это не отчет — но сумма того, с чем мы подошли к самому концу, перед тем, как в небо взлетела гиломорфная ракета Циолковского, а мы ушли заканчивать в Питер.

Меморандум для ветеранов КомКона.

п-к А. С. Килинг

Коллега!

Тебя, конечно, может удивить такое обращение. Но задумайся — совершенно не секрет, что в КомКоне далеко не все товарищи, есть и господа, и те, кто изо всех сил пытается остаться гражданами. Секрет в том, что это — нормально.

Сейчас мы поговорим и об этом, и о многом другом, что ты, скорее всего, успел заметить и в КомКоне, и в Республике, и на Красной Земле вообще. И прежде всего мы поговорим о том, почему ты здесь.

Действительно, служба в КомКоне — не сахар, мы уверенно достигли среднего числа в одни похороны в неделю, и далеко не все наши павшие товарищи возвращаются в строй. Действительно, положение УНР таково, что каждый из нас может оказаться пред лицом необходимости противостояния иномирному демону (это, доложу я тебе, очень неприятные ребята) или собственному товарищу по партии, оккультному кружку, университетской аудитории или родной деревне. Действительно, мы пока что покрываем едва половину Республики, и то тратим на это большую часть наших денег.

Что мы предлагаем взамен? Оклады в отделение народоармейцев? Полный (и вкусный) паек? Комнату? Похороны за госсчет? Смешно, на это к нам приходят новички, едва-едва с отдельской школой. Библиотеку и ритуальню Розария? Интересные чешские и степные ритуалы? Новые, еще в смазке, пистолеты-пулеметы из Ебурга? Да, и это тоже — на это скорее всего пришел к нам ты.

Но дело не в этом.

Ты пришел к нам, скорее всего, либо из нашего старого Пермского отделения, либо пообщавшись с кем-то из Полковников, либо нарвавшись в родном городке на боевую четверку и чем-то ее впечатлив. Что же, сказали мы, добро пожаловать. Ты ходил на рейды сам, чистил Пермь, обустраивал Екатеринбург, дышал — как я — твиром в Нижнеудинской степи и замерзал под ветрами на Уральских горах. Где-то там тебе открылась магия. Молодец, сказали мы, и научили тебя с ней обращаться. Ты стал практиком — может быть, зашил в форму горсть родной землицы, может быть, хранишь застрявшую в комконовском жетоне пулю, может быть, пообщался с Приваловым и наконец используешь спирт не только для протирки оптической оси. В рейдах ты почувствовал в руках силу, в людях — уважение, а в младших товарищах — потенциал встать рядом с тобой. И выжил.

И вот теперь, коллега, я расскажу тебе, для чего.

Не секрет, что, когда Дербер и Снегирёв отдали четырем поручикам приказ создать КомКон, они просто искали компанию совершенных уже отморозков, способных просто сорвать — здесь и сейчас — акцию оккультного Белого подполья. Кто сейчас вспомнит неуловимого и легендарного Альфу, колчаковского боевика? А считался ведь ровней Юровскому — среди тех, кто не в курсе. Мы должны были решить проблему данными средствами — и мы решили ее.

Вот только параллельно начало происходить кое-что еще.

Состоялись некоторые интересные научные дискуссии между Гейдером и Живодаровой о свойствах и переменной активности эфира; их статьи еще можно найти в пермских научжурналах, если интересно (читай, если ты — оккультист или новонаучник) — запроси в нашей библиотеке. Состоялись некоторые интересные политические дискуссии между мной и Гейдером о подмене понятий в текущем советском марксизме и не только; про это писал статьи я, но это не так интересно. Плюс поставил несколько очень простых вопросов — о том, почему мы там, где мы есть — Ле Поль.

Линии сошлись, когда мы допросили одного интеллектуального Пламенника, бывшего красного, посетившего Петроград Обреченный. Потом мы кое-что нашли в подвале Ипатьевского дома и в материалах добрых наших чехов. Мои культологические знания, оккультистские прозрения Гейдера и измерительные аппараты Живодаровой сошлись вместе, и картина нашего невеселого цирка стала нам окончательно ясна.

Каждый из нас — каждый — знает, что что-то не то произошло во время Перелома. Что изменился сам порядок вещей, что заработала магия, что мертвые встали, а механизмы обрели сознательность и аппетит — это все, коллега, мишура. Главное, что изменились идеи. Примитивный крестьянский социализм духоборов, со всем его толстовством, как-то вдруг потребовал упырей и людоедства. Коммунизм из экономического учения об освобождении бытия как-то незаметно стал инструкцией к порабощению сознания. Адмирал Колчак совершенно стер из памяти всякое непредрешенчество деникинского времени и пытается передитерихсовать сумасшедшего реставранта Дитерихса. И, наконец, хорошо известный мне по университету анархизм из программы объединения в свободные общины стал программой упразднения вообще, на хрен, всего.

Я, как культолог, наверное, один из немногих трудящихся по специальности культологов бывшей России, могу тебе, коллега, заявить уверенно: наши с тобой политические идеологии из наук стали культами.

Притом культами, так сказать, настоящими. Такими, за которыми действительно стоит нематериальное присутствие — я своими глазами видел и своей кожей ощущал один такой, стоя у алтарного камня в твировой степи, пока на нем исходил кровью мой первый настоящий эзоконтрик. За каждым из наших Движений, за каждой ветвью практики, с которыми ты наверняка своей шкурой знаком, стоит что-то, материальному миру не принадлежащее. А следовательно — если посмотреть и марксистски, и практически — чуждое.

Что?

Ответ на этот вопрос дал нам Ипатьевский дом. Здание это, со всеми его маленькими неуютными чудесами, можно назвать действующим макетом Петрограда. В нем — как и в Петрограде — имеется разлом реальности. Да-да, именно вот так. Место, где наша с тобой родная реальность впускает в себя то, что не имеет к ней никакого отношения. Течь в корабле бытия. Разлом этот в Екатеринбурге совсем невелик, но, как мы уже знали из показаний Брюса (тот самый Черный гость Петрограда), в бывшей столице он неизмеримо больше.

Скорее всего, этот разлом не одинок, иначе никак не объяснишь кровавое безумие в Сибири, поближе к Алтаю, и то, что Синхайская Революция в Китае пошла по крайней мере в Манчжурии как-то не так, как полагали и европейские военные, и Ленин.

Чего же хочет то, что рвется извне в наш мир? Мы уже понимаем, что это — твари разумные, мы их видали. То есть, на самом деле, все эти лешие и все эти степные богини были всегда, они, как я полагаю, местные, просто энергия разлома напитывает их силой; может быть, так же дело обстоит и с технобионтами (если понимать их как духов человеческой рукотворной среды), а может быть, они — тоже тут гости, не знаю. Но вот демоны и ангелы (точнее, архонты, если я — или ты — заставлю Гейдера объяснить суть разницы) точно тут не местные, точно пришли, точно играют у нас друг против друга и точно играют вдвоем против нас.

Но вопрос все-таки в их цели. И ответ однозначен — все они хотят поработить наш Разум, друг мой. Тот самый Разум, на который так молятся официальные лица УНР, за что их неожиданно стоит хоть немного уважить.

Все они, коллега. Все. Мозаика для меня сошлась, когда в каком-то перехваченном или выменянном отчете северорусского “Особого Отдела Петроград” был упомянут как объект какой-то ингерманландский проповедник-лютеранин, чеканно процитировавший Лютера же: “Разум — это шлюха дьявола”; и впрямь, настоящему, погруженному Зеленому свой разум не нужен, как не нужен он волку в стае и корове в стаде. Красные, настоящие московские Красные, а не коммунисты, к своей чести никогда не скрывали того же, ну да статью об антимарксизме флуктуатики я уже писал, надо будет — у нас в библиотеке есть. Белые чуть хитрее: “Служи, — говорят они, — вот выслужишься, будешь мнение иметь”, так же, как когда-то они говорили своим крестьянам “Выкупайся — вот и не будут пороть”, зная, что такие деньги у крестьянина будут строго после морковкина заговенья. Ну а Черному, правильному Черному разум не нужен постольку, поскольку ему не нужно ничего.

Почему? А потому, что никому из них не нужен Человек, у которого, вообще-то, Разум является единственным определяющим свойством. Человек — штука неудобная, он хочет странного, он выдумывает какие-то ненужные штуки, он отказывается, упорно отказывается вшиветь, кашлять кровью и помирать за Великую Родину под очередным Перемышлем. Зачем он вообще им сдался? Красному куда милее механизм, Зеленому — животное, Белому — ангел, а Черному не мило ничего.

Мы с тобой, коллега, немножечко кортесовские индейцы — или английские крестьяне. Мы живем там, где можно вырастить табак или овец, Рай Земной или Общий Завод, одним словом, что-то получше, чем человек. Нам — не нашему обществу, не нашей культуре, ни одной из тех вещей, которые мы могли бы и поменять (и поменяем) — но самой нашей реальности попросту нет места в будущем, которое пытаются строить нами.

Мы же этого не хотим, так? Я не хочу. Если хочешь ты — ну, соболезную, тебя скоро вычистят. Как я люблю говорить на операциях — покайся, скидка выйдет, да.

Что же мы с тобой, с остальными тремя полковниками, с твоими соседями по блоку в Розарии и с той милой машинисткой из Екатеринбургского Отделения, так вот — что КомКон может всему этому противопоставить?

Прежде всего, нам с тобой крайне повезло с местом. Если моя теория о концентрических кругах от Разлома верна, то, похоже, Урал расположен где-то там, где обе волны не вполне доходят, в небольшой уже мертвой зоне — как знать, не ее ли был призван покрыть Ипатьевский разлом, не останься он маленьким? Так или иначе, УНР — глаз бури, место, где работает магия, но где мы еще не спятили.

Уральская Народная Республика, коллега, есть государство, которое мы защищаем не всегда из-за того, что сочувствуем эсерам, что мы левые, что они нас кормят или что мы — лютые уральские патриоты. Это все необязательно. Мы защищаем УНР потому, что, внимание, УНР есть основное временное государство Человечества на Красной Земле.

Потому, что УНР — Земля Людей.

Кстати, важно понимать, что не спятили тут большинство вменяемых людей. Например, Горное общество, что бы там не болтали у вас по отделам, на самом деле Зеленым братством не вполне является. Они чем-то дружественная нам организация, запомни: в знак этого, коллега, их главный секрет я тебе раскрою. Они исходят из той же посылки, что и я — из враждебности человеку магических сущностей, но приходят к неверному, на мой взгляд, выводу. Горное Общество пытается сделать жизнь Урала по возможности свободной от магии путем изъятия наиболее действенных практик и ритуалов. Их девиз — “Обезопасить. Удержать. Сохранить”.

Им можно это доверить, хотя лучше присматривать, конечно. Но я указывал и указываю, что это путь удобства, но беззащитности.

Человечество стало человечеством потому, что, увидев разожженный молнией огонь, не бросалось тушить его, а, обжигая руки, несло в свой лагерь, таскало камни для очага и ломало сухостой. С тем, чтобы потом тыкать факелом в зубатую рожу какого-нибудь пещерного медведя, прежнего Ужаса Ночи, а потом под смех и песни вонзать свои тупые, короткие зубы в его зарумянившееся над костром мясо.

А потом, через четыре тысячи лет, поймать в ладонь и молнию, что разожгла тот огонь.

Помни, коллега, именно поэтому мы с тобой — Комитет Контроля ПараНауки, а не Горное Общество и не Инквизиция. Мы с тобой — те, кто способен противостоять ирреальному постольку, поскольку способны не отгонять его за частокол, как зеленые крестьяне упырей, а обуздать его его же оружием. Я знаю, что у нас получится. Хотя бы потому, что в тех самых руках, которыми ты держишь эти паршивенькие (ну извини, снабжение как всегда) машинописные листы, сейчас поет Сила — и потому, что при этом в твоем кармане жетон с Розой.

Sub Rosa Est.

Для тебя наконец по-настоящему начинается истинная тайная война. Не разборки сил Нереального между собой на ринге Красной земли, а война Человечества за Человечество.

Теперь ты знаешь, что происходит. И теперь не с тобой будут происходить неприятные вещи, а ты будешь происходить с ними.

УНР, Пермь, Розарий,
октябрь 1922 года.