Итак, двухтысячные. Аньке живется сытно и вольготно. А у московских вампиров возникают вопросы: «А что это за девочка, а где она живет?»
Как я говорила, тремеры даром времени не теряли и выяснили монашеское прошлое данного персонажа. Этот факт плохо увязывался с тем, что Аньку считали шабашитским перебежчиком – в Ивановском монастыре от века жили по Уставу и никаких лихих ребят там не водилось. А вот лихая женщина там была, чтобы уточнить степень лихости московские даже послали запрос питерским.

А пока шла тремерская бюрократическая волокита, события развивались стремительно. А все дело в том, что Анька, пользуясь покровительством Любови Ивановны, начала ходить на камарилльские балы. Тут тореадоры решили, что наконец-то бывшая монашка решила разнообразить свой досуг и расширить круг знакомств, влившись в московское общество. И в чем-то они были правы – Анька действительно желала новых знакомств, и знакомств определенных: этой красной девице (внешность пять, да, наши руки не для скуки) захотелось подрядить добрых молодцев для дельца весьма сомнительной доброты. Проще говоря – грохнуть собственную благодетельницу (благодетелями на Руси Святой зовут тех, кого в Европе и Америке называют «сир»). И как ни странно, желающие нашлись довольно быстро: бруджа (тут все ясно), малк (тут тоже можно понять) и, вы не поверите, ласомбра. Вы вспомнили про сэра Джона? Правильно сделали, ибо это был никто иной, как его восприемник Дмитрий. А Дмитрий связался с этой компанией – Кеем (бруджа) и Петром (малк) по двум причинам. Первая причина – сэр Джон велел приглядеться к заезжему вампиру (и по возможности – его сиру), а вторая – Дмитрию тоже захотелось разнообразия среди своих знакомых. Итогом было море поганого веселья: драка тентаклями с казаками, близкое знакомство с нагатинскими гангрелями (особенно с Ксюхой) и последующее гробокопательство, участие в носфератовских поминках, разговоры с почтенным малком Акинфием, выслеживание старого вампира в не менее старых сооружениях, перестрелка с гулями, удачное завершение квеста и почти удачное нарушение Маскарада. Как результат – выражение крайнего неудовольствия со стороны сэра Джона и спешное бегство из Москвы. Но, хвала Акинфию, дело нашим орлам сошло с рук, очень трудно вести следствие, когда тебя япошат Помешательством. А Дмитрий написал сэру Джону длинное и обстоятельное покаянное письмо (и посылочку приложил), и был прощен. Уж больно интересные подробности открылись взору старого ласомбры.

Во-первых, благодетельницей Аньки была никто иная, как хорошо известная даже школьникам Салтычиха. Подробности этого громкого дела сэр Джон помнил отлично. В ночном мире именно этот случай был олицетворением конфликта старых московских упырей и новых санкт-петербургских вампиров. Дело в том, что Дарья Салтыкова была Палеологом. Её благодетелем был тот, кто называл себя Иваном Красным (но не имел к одноименному историческому персонажу никакого отношения), а вот он-то происходил от тех, кто спасся из Византии. Я не могу сказать, от кого именно по вполне уважительной причине – я не знаю, кто это были конкретно и даже не знаю, сколько их было.

Лирическое отступление: дело в том, что у Палеологов была привычка менять свою (а про чужую и говорить не приходится) внешность по обстоятельствам. Иногда двое вампиров удачно изображали одного человека (в разных местах и в разное время, разумеется), иногда наоборот — один вампир изображал нескольких персонажей (опять же, не забывая о месте и времени). Поэтому сказать, что вот де, Софья Палеолог (или кто другой из её окружения) – вампир-цимисх, однозначно нельзя. Так что я буду называть эту компанию во множественном числе – Палеологи (хотя большой вопрос, происходили ли они действительно из этого рода).

Вернемся к Салтычихе. Уже глядя на её благодетеля, отосланного на житье в Чертаново остальными Палеологами, можно было понять, что хорошего ждать не приходится. Если Иван Красный творил свои зверства втихушку, хотя поговаривают, что Красный овраг действительно бывал красным (угадайте почему), то Дарья Николаевна не скрывалась. И Иван, и прочая её родня старалась дело замять и повлиять на непутевую родственницу, но дело дошло до питерских, которые только такого случая и ждали. А дальше все было почти как в учебнике истории: судилище, лишение имущества и заключение в подземную темницу. Московские князья грязно выругались, положили Ивана Красного в торпор на определенное время, и ушли в подполье еще глубже.

Нежизнь катилась своим чередом, Салтычиху показывали молодым камарилльцам для устрашения. А она ждала своего часа, и дождалась – попалась ей на зубок любопытная монашка. Это-то и была наша героиня, поспешившая отправить благодетельницу в торпор при первом удобном случае (кто рано встает, тому сам Каин такие шансы дает). Анька вела себя тихо, а Кирсанов еще не заступил на свою должность и не попал в сферу интересов московских князей (а вы как думали?), никаких последствий такой случай долго не имел. А Салтычиху схоронили в Донском монастыре, не забыв положить сверху добрый слой святой земли.

И вот эту информацию получают тремеры.

Это было «во-первых», а теперь «во-вторых»: как я говорила, к письму Дмитрий приложил посылку. Посылкой была копия половины (верхней) старинного манускрипта, написанного по большей части по-гречески. И то, что сэр Джон смог там прочитать дало понять, что самые худшие догадки англичанина о московской нежизни по всей видимости – правда.