Новый отчет по вампирчикам в кои-то веки написан не мной, и это радует меня неимоверно. В этот раз перо в руки взял Аллистер — Каэсид, владелец мечей, книжный червь и просто хороший человек. А если точнее — его игрок. Награда экспой найдет своего героя, а все заинтересованные могут приобщиться к взгляду из глаз на мои игры в нижеприложенном тексте.

Каждый вечер, едва проснувшись, я сажусь за книги. Перелистываю пожелтевшие, хрупкие страницы старинных фолиантов, по крупицам впитываю древние знания, все еще ценные, даже спустя столетия. Буква за буквой, сведения, за которые в прошлые ночи убивали и умирали, укладываются в моей голове ровными строчками. Я аккуратно открываю очередную книгу и провожу пальцами по приходящему в негодность переплету. Эта книга всего на два десятилетия младше меня, но к ней время не проявляет снисхождения. Я машинально провожу ладонью по своему лицу, столь же молодому, как и три сотни лет назад. Как и две сотни лет спустя. В моем распоряжении целая вечность, заполненная знанием, упорством и прекрасным запахом старинных книг. Вечность, дарованная мне моим поводырем, моей наставницей и моей единственной возлюбленной. Вечность, в которой мне придется стать Зверем, что бы остаться Человеком. Вечность, труда и боли, ради Познания. Мир неуклонно меняется. Я видел множество войн, революций, забастовок… Я видел, как из грязных глиняных домишек вырастают высокие башни, скребущие небо своими серебряными шпилями. Видел, как рождаются и умирают целые поколения, целые народы. Я смотрел, как мир меняется вокруг меня, как моральные устои гнутся под тяжестью прогресса и новых идеалов. Я видел как то, что было мерзким, возводят в культ, а то, что составляло основу мироздания, втаптывают в грязь. Мир меняется быстрее, чем я представлял себе когда-то, лишь я остаюсь на месте, вечно молодой, но вместе с тем и безнадежно старый, как портрет. Я закрываю книгу и глубоко вздыхаю. Я еще помню, как дышать, как моргать. Говорят, со временем я забуду и это. Время. Только оно расскажет нам, кто был прав, а кто виновен, что вечно, а что прах земной. Время помнит и прощает все. Время. Мой дар и мое проклятие.

Огонек свечи немного дрожит от сквозняка, гуляющего по подвалу. Даже Офелия не смогла убедить меня перейти на это мерзкое электрическое освещение. Не по мне все эти новомодные штучки. Я перелистываю страничку и слышу стук в дверь. Это Питер, кто же еще это может быть? Я жду его уже достаточно давно, но он исчез, не оставив и короткой записки. Если бы мое сердце все еще билось, оно бы, наверное, сейчас замирало от предвкушения встречи со старым другом. Я широко улыбаюсь, отчего мои длинные клыки обнажаются, и открываю дверь. Это не Питер, совсем не Питер. Это тот, кого я меньше всего ожидал увидеть здесь, мой старый знакомый. Он как и я европеец, и он еще помнит старые ночи, когда технический прогресс не осквернял человечество, а честь еще была в цене. На моем крыльце стоит широко улыбающийся Зигмунд Шрайбер, мой старый знакомый.

Я приглашаю Зигмунда и его прекрасную спутницу войти. Ее ярко рыжие волосы и джинсовый комбинезон достаточно эклектично выглядят в моей гостиной, но это приятное разнообразие, если посмотреть на это вопрос с другой стороны. Я предлагаю гостям кофе и они соглашаются. Во мне растет некоторое разочарование и раздражение, в конце концов, я был занят достаточно важным делом, когда меня прервали. Но лучше уж убить человека, чем оказаться негостеприимным хозяином, и я широко улыбаюсь, передавая гостям чашки. Не хотелось бы убивать их, уж так вот я воспитан.
Мои гости пьют кофе, и мы ведем светскую беседу. Это могло бы выглядеть как одно из тех представлений из ящика с комедиантами. Теодор неспешно рассказывает мне о проведенных им десятилетиях, а Летиция кивает, то ли в знак согласия, то ли просто создавая иллюзию того, что ей интересно общество двух ходячих экспонатов Лондонского музея естествознания. Я не виню ее.
В жизни Зигмунда многое поменялось. Теперь он бродячий ученый, как и я, теперь он сменил имя. Теперь он Теодор Лафорж. Я понимаю его. Я тоже когда то был Алистером Говардом, графом Норфолка. Как давно это было…
Отбросив в сторону сантименты, я спрашиваю его о причине столь внезапного визита. Теодор признается, что он недавно в Городе Ангелов, и что ему нужна поддержка. Мне это хорошо знакомо. Я обещаю ему помочь всем чем смогу, когда он замечает на моем лице металлические наросты неизвестного назначения. И это первый раз, когда я не могу найти ответов на его вопросы.

Попрощавшись и поблагодарив за кофе, он уезжает, а я вновь спускаюсь в библиотеку и бережно открываю книгу. Нужно наверстать упущенное.
Спустя пару часов мой карманный телеграф начал дребезжать. Я уже наловчился пользоваться этим изобретением безумного гения и принимаю вызов. Это Летиция, и, похоже, она в беде. Я слышу взрывы с той стороны телеграфа. Моя собеседница рыдает и просит меня стать ее домитором. От неожиданности я крепко хватаюсь за потрепанную обложку. Но разве можно оставить в беде спутницу моего, возможно уже покойного, друга? Я с сожалением закрываю книгу и поднимаюсь наверх.
Летиции не понадобилось много времени, что бы приехать. Она жадно припадает к моему запястью, впитывая драгоценное витэ, но вовремя останавливается. «Хорошая девочка, Теодор воспитал ее правильно», — кажется мне в первые минуты нашего разговора. Мы ведем немного напряженную беседу и, слово за слово, я замечаю, что что-то не так. За прошедшие годы, Теодор изменился, и не в лучшую сторону. Слепое обожание и беспрекословное подчинение Летиции по отношению ко мне немного пугает. Но меня интересует не только это. «Мне сказали, что ваша кровь так же вкусна» — звучало в телеграфе, и я задаю своей собеседнице вопрос. Пару секунд она думает, после чего сознается: «Его звали Индрик, мой господин».
В моем ветхом особняке достаточно пустых комнат, но мой новоиспеченный гуль отказывается выбирать, за нее выбирает господин. Жалость – одно из тех человеческих чувств, которые все еще помнит мое мертвое сердце, и я крепко обнимаю Летицию, чувствуя рядом человеческое тепло. Она прижимается ко мне, как напуганный зверек, и я шепчу ей, что все будет хорошо. Она обещает мне умереть, если потребуется, но мне не нужны смерти, я повидал их достаточно. Я беру ее за руку и мы идем выбирать ей комнату. В конце концов, почему бы моим слугам не жить в роскоши?
Я вновь перелистываю страничку, когда раздается стук в люк. Я с раздражением закрываю книгу и выбираюсь из подвала. Наверху меня ожидает Летиция и некто барабанящий в парадную дверь. Мой гуль щелкает затвором пистолета, новомодного, многозарядного. Дурное влияние Теодора, должно быть. Я прошу ее убрать оружие и открываю дверь. Хорошим я был бы хозяином, если бы всякого гостя встречал с оружием!
Пришлось слегка наклониться, что бы разглядеть гостью. Низкорослая, безвкусно одетая, с ярко зелеными волосами, она представляла собой целый набор мерзостей двадцать первого столетия. «Наверняка еще и слабокровная» — подумал я произнося: «Добрый вечер, чем могу помочь?»
«Добрый день, я от Индрика!» — эта фраза делала любого желанным гостем в моем доме. Я впустил противную мне незнакомку в гостиную. Мы не успели начать разговор, как в районе кухни послышался грохот. Кажется, кто-то вновь забыл, что у меня есть дверь.
Этим кем-то оказался человек в железной маске. «Ты же простишь меня, друг?» — спросил он голосом Индрика. «Разумеется, друг!» — радостно прошептал я, и получив удар в лицо потерял сознание.
— Ты расстраиваешь моего господина! – гневно шипела Летиция, стуча головой моей гостьи об косяк. А собственно, почему бы и нет, пока я не вижу?
Первое что я увидел, когда очнулся взволнованное лицо Лютика. Да, пожалуй, это уместное сокращение.
— Мой господин, они пытались причинить вам вред! Сейчас их тела в гостиной.
Сетуя я порванный камзол я доковылял до гостиной. Там лежало два тела, одним из которых являлась слабокровная, а вторым – Ник Риммер.
Я несколько минут выслушивал причины их присутствия в моей гостиной. Длинные и очень запутанные речи не улучшали моего настроения. Близился рассвет.
Гости покинули мою резиденцию, и я облегченно выдохнул. Летиция отправилась спать, да и мне пора бы.