Отчёт по четвёртой и заключительной сессии игры в духе славянских сказок.
В этом сказе – сражение с Чудом-Юдом, поход за реку Смородину и ёрш златопёрый.




Персонажи:
Василиса Кощеевна (прикидывается Премудрой) – бледная девица со взором горящим (буквально), самая прыткая из всей ватаги, умеющая и секирой помахать, и душу выпить, и со старушкой договориться. Ловчее всех обращается с рыболовной сетью и печётся о крепости границы царства Навьего.
Иван Крестьянский сын – добродушный простачок, переживший личный апокалипсис и открывший недюжинную волховскую силу. Талантливый волхв, бездарный рыбак и полуцарь-триумфатор.
Хулимир Премудрый – вредный волхв с многажды подпаленной бородой, толкователь жеребячьего ржания, чуть менее бездарный рыбак, но даровитый лекарь.

К речке ко Смородине
Опосля победы над басурманами, воротились ватажники в стольный град Ивана Берендеевича. Как въехали в город – никто и не признал ватажников, кои важно на конях сиживали, да разряжены были в одежды богатыя, что с прочей добычей взяли в стане басурманском. Не признали – и то славно, и то на руку.

Василиса в торговых рядах сменила шелка добытые на кафтан купеческий, и уж в таком виде расторговалась, дала волю кощеевой любви к злату-серебру (прикупила костюмчик, который давал бонус к успеху торговли).

Продала Василиса добычу военную, да снарядила ватагу к походу в царство Навье. Да при том всё ватажники терем царский стороной обходили, опасались прежде времени на глаза Ивану Гневному показаться.

Дружинников своих новоявленных Иван-крестьянский сын услал в родную деревню, кою мыслил сделать своею столицею. Да с ними же отправил и Марфушу, и Марью Искусницу, не жаловали девицы шума городского.

Как покончили со сборами, выступи ватажники к речке Смородине, на поиски моста Калинового, пути-дорожки во царство Навье. И Митяя с собою забрали, дюже сильно мальчонка повязан с Навью. Коли и не споможет в походе, так всяко за ним глаз да глаз нужен.

Я тебе ещё пригожусь
Миновали ватажники камень памятный, путеводный, пошли прямо, туда, где прежде сгинуть пророчилось. Повела дорожка середь холмов да лесков малых. Дорожка ровная, да нехоженая – ни попутчика, ни зверя, ни даже птицы небесной.

Шли да шли, да вошли в перелесок, где услыхала Василиса ржание конское, двухголосное. Да не конское, а жеребячье, да будто напуганное. Пошли ватажники на голос, узрели на полянке двух жеребят вороных, что на месте плясали тревожно, копытом били, да озиралися.

Иван, не даром сын крестьянский, сумел лошадиную печаль опознать, указал, что боятся жеребята леса ближнего. Хулимир прислушался, внял голосу звериному (наконец-то пригодилось дубль 2), услыхал таковы слова: «Кто бы избавил нас от волка страшного, мы бы за того своему батюшке кланялись».

Смекнули ватажники, что жеребчики эти – ни от кого иного, как от коня самого Чуда-Юда, что мост Калиновый сторожит. Того коня, что хозяина своего быстрее ветра носит по земле Навьей. Решили пособить, не колеблясь.

Ступили ватажники в лес, оставив Митяя глядеть за жеребятами (а ему и в радость). Вскоре углядала Василиса в кустах волка серого. Решил Хулимир и волчью речь подслушать, места-то здесь особые, вдруг и волк непростой? Навострил он свой слух – разобрал, что молвил волче «Ауф!».

Изготовились ватажники к бою, Хулимир из кустов взоржал жеребёнком, хищного зверя выманивая (вышло правдоподобно, хоть и кидал на Харизму, которая у Хулимира – днищенствующая характеристика). Поверил серый волк своему слуху да голоду, рванулся на голос волхвовской, да налетел на Василисину секиру.

Почали ватажники волка рубить, да не так прост оказался серый. Василисе перекусил руку левую – пала наземь секира вострая. На Хулимире сгрыз волк все корни древесные, коими волхв укрывался заместо доспехов (не грози навьему волку, попивая мёд у себя в полцарстве!). Но сдюжили ватажники, издох зверь злобный, пронзённый древесным копьём волхвовским.

Опосля сечи воротились ватажники на поляну. Жеребята хвост задрали, да сгинули – пыль из-под копыт – токмо напервой Митяя кругом обошли да обнюхали.

Хулимир исцелил руку Василисы, раны зашептал (и славно, что сдюжил, Яги-то рядом нет). Двинулась ватага снова на поиски моста Клинового.

Голод – не тётка
Вновь повела дорожка заросшая середь холмов невысоких, тут навстречу – три пса смоляных, молодых да тощих. Не рычат, не скалятся, а токмо носами лезут в сумы дорожные. А у самих рёбра торчат, да лапы дрожат.

Смилостивились ватажники – достали мяса сушёного, стали с рук кормить. Да не без корысти – поначалу жеребята, теперь псы молодые, видать не жалует Чудо-Юдо слуг своих ни хлебом, ни милостью. Ну да от кого милость – тот и друг.

Иван было заупрямился псов кормить (ну не любит он, ликантроп по неволе, ни волков, ни псов, ни им подобных), да сверкнула Василиса грозно глазами кощеевыми (выкинула критуспех на убеждение) – подчинился крестьянски сын.

Умяли псы голодные трижды три меры припасов, благо ватажники в стане басурманском взяли много конины сушёной, да так при себе и оставили.

Облизали благодарные звери руки дающие, отдельно Митяя обнюхали, да и были таковы.

Долго ли, коротко ли, дошли ватажники до дерева одинокого. А под тем деревом грай вороний раздаётся, да дюже писклявый. Глянули – а то воронята малые у корней скачут, на крыло подняться силятся, да всё не сдюжат. Вроде уж и в пору полёта вошли, видать слабы да голодны.

Вспомнили ватажники псов давешних, настрогали воронятам мяса сушёного – не клюют. Попытался Хулимир грай писклявый разобрать, да ничего не уразумел.

Судили-рядили, как дальше быть, да тут осенило Ивана, будто обухом. Рассёк он длань свою крепкую – стал поить вороньё кровью человеческой. Сработало! Долго поил, покуда птенцы не насытились (потерял 9 хитов, при том, что у хорошего бойца около 30). На глазах воронята окрепли, взмыли в небо, над Митяем круг сделали, да улетели куда-то к Смородине.

Зашептал Хулимир рану сына крестьянского, двинулись ватажники далее.

Река Смородина
Вскоре почуяли путники дух воды бегучей. Вышли они к реке Смородине, на берег крутой, калиновым кустом поросший. А вода в той реке кипит, будто в котле раскалённом, да над нею туман густой подымается, хоть и не пора тому туману являться.

Стали ватажники лагерем, памятуя, что мост Калиновый токмо в ночи является. Отдохнули, да сил набрались, дожидаясь полуночи, а тут и мост крутой узрели над рекою кипучей. А на том мосту – всадник страшный о трёх головах, да под ним конь могучий, да при нём пёс борзый, да над ним ворон чёрный крылами небо застит.

Выступили ватажники навстречу Чуду-Юду все как один, да с Митяем в придачу (а потом скажут, что нас было четверо!). Уж коли есть у царевича Дмитрия узы с Навью – так пособит, а коли нет – так уж прикроют его ватажники грудью и спинами.

Тот всадник, как узрел гостей незваных, так удивился, да в ярость пришёл – огрел плетью и коня, и пса, и ворону погрозил, за то что не упредили, не отвадили.

А Митяй, как узрел такое наказание, крикнул гневно, мол нельзя их бить, не ты их хозяин! Тут встал конь на дыбы – сбросил всадника, да пёс убежал, да ворон улетел, да все собрались вкруг Митяя, будто подле хозяина любимого, да милостивого.

Сверкнула Василиса во тьме глазами чародейскими, обернулась к мосту, крикнула грозно, мол отойди в сторону, все тебя покинули! Но поднялся Чудо-Юдо на ноги, да молвил, что на своём стоять будет – он теперь в Нави хозяин!

Пошли ватажники на приступ моста – узрели Чудо-Юдо вблизи. Страшен был хозяин моста Калинового – лик нечеловеческий, три пары глаз горят огнём навьим, на каждой голове шелом, на теле кольчуга крепкая, в одной руке палица тяжёлая, другая огнём чародейским пылает.

Накинулся Чудо-Юдо на Ивана, принялся палицей охаживать, да благо сын крестьянский наволхвовал себе защиту чудодейную заранее. Окружили ватажники ворога, да пёс и конь на прежнего хозяина кинулись, да Василиса сыпанула кости наземь – подняла костяного Валерия.

Хулимир заместо чародейства достал саблю басурманскую, в степи добытую, стал ворога сечь куда ловчее, чем волхвовать (Хулимира снова настигло проклятье шустрых противников – даже успешные заклинания уходили в молоко, а тут аж с шестерным окружением выгоднее было идти в рукопашную).

Отшатнулся Чудо-Юдо, накрыл грудь иссечённую своей рукою пылающей – затянулись его раны, хоть и не все. С новой силой накинулись на него ватажники, теснить начали, да Василиса метким ударом повергла наземь ворога лютого.

Только перевели дух ватажники, а Чудо-Юдо снова на ноги поднялся, токмо одна из голов поникла, да глаза её навьи потухли. С новой силой закипела сеча, снова повергли супостата наземь, да на сей раз выхватил Иван у Хулимира саблю басурманскую, да отсёк все три главы Чуда-Юда.

Опосля сечи обобрали тело Чуда-Юда, не след пропадать доброй кольчуге. Помимо прочего, сняли с пальца его кольцо красного золота, диковинное.

Твари навьи – конь, да пёс, да ворон – вновь собрались вкруг царевича Дмитрия, осмотрели-обнюхали, да разбежались кто куда. Не признали-таки в нём хозяина, будто обознались.

Как улеглось, спросили ватажники Митяя – отчего за него слуги Чудо-Юдины стали? Отвечал, что не знает – позвал, мол, и пошли. Спросили наудачу – не знает ли, что за кольцо золотое? А тут Митяй замешкался, и будто озарило его – молвил, что кольцо это для стража царства Навьего. Кто его наденет – тот станет на мосту Калиновом заместо убиенного Чуда-Юда.

Пруд заповедный
Победа – победою, а следовало поспешать, нельзя смертному человеку в Навьем царстве задерживаться. Кинула Василиса наземь клубок самоходный, от Финиста-плута полученный. Зарделся клубок, засветился, да покатился проч от моста Калинового.

Двинулись ватажники следом, да ни единожды не пожалели, что вызывали Финиста – без клубка сгинуть бы им в Нави безвестно. Мороки обступали, глянешь – тропа, отвернёшься – лес густой, обернёшься – топь непролазная.

Наконец, довёл клубок ватагу до пруда заповедного. Всё в Нави было диковинно, и пруд диковинный – была в нём вода белая, словно молоко, и светилась она, будто луна бледная на дне лежала.

Осмотрелись ватажники, заметил Хулимир в траве кости белеющие, а там и другие – всего три костяка сыскалось. Никак прежние искатели ерша златопёрого, неудачливые.

Василиса молвила, дескать срамным местом чую – встанут! Стала дочь кузнецова колдовать, останки рушить. Хрупнул один костяк, наполовину осыпался, да тут все трое и встали, да на ватажников кинулись!

Хоть и многое прошли ватажники, закалились, а три костяка не больно-то слабее оказались, чем один Чудо-Юдо. Но столь близко к цели отступать не след. Выставила Василиса супротив умертвия своего Валерия – развалил Валерий супостата на косточки. Иван костяки долго чародейством бил, а потом сунул копьё одному промеж рёбер, пошерудил – да тот и осыпался (у скелетов устойчивость к колющему урону, но когда у тебя один хит… будь ты хоть трижды скелет). Ну и Хулимир дюже саблей размахался, вошёл во вкус после моста Калинового, развалил одного скелета.

А ты сплёл невод?..
Стали ватажники кидать в пруд сеть чудодейную, сплетённую Марьей Искусницей из волос покойной царицы, а ныне Водяницы.

Первой закинула Василиса, пришёл невод с ершом… да токмо обычным. Глянули ватажники на улов – давненько рыбки не едали – да вспомнили наказ Яги в Нави пищи не принимать, да отпустили ерша.

Следом взялся Иван, да чуть сеть не утопил, Хулимир насилу выловил (хорошо, что прокинул на реакцию, а то пришлось бы лезь лезть в воду – а это бес его знает чем чревато!).

Кинул сеть Хулимир – выловил СЕЛЬДЬ!
(За столом пятиминутный перерыв на поржать, отсылка к первой сессии)
И Хулимиров улов отпустили.

Иван взялся свои огрехи исправить – и снова чуть сеть не утопил! (Видимо, до этого Иван с сетью ходил только на кабана, а там сеть кидать нужно!)

Тут уж Василиса взялась всерьёз – сеть так и замелькала! Раз махнула – ёрш златопёрый! Два махнула – Рыбка золотая! Насилу остановили дочь кузнецову спутники, ошалелые от такого успеха.
(Ей богу, в таблице случайного улова у Мастерицы была Золотая рыбка! И на критуспех Василиса её вытянула!)

Как отошла Василиса от задора рыболовного, стала Золотой рыбке желание загадывать. Загадала не для себя – для Митяя, чтобы всякое зло стороной обходило и его самого, и его потомков (вот она солидарность кощеевичей).

Зачерпнули шеломом, с Чудо-Юдиной головы снятым, воды из озера заповедного. Усадили в тот шелом ерша златопёрого, да кинули наземь клубок чародейный – указывай, ниточка путеводная, как нам в дом родной воротиться, в Явь привычную.

Пир горой
Успели ватажники до зорьки воротиться к мосту Калиновому. Как переправились, остановила Василиса костяного Валерия, да надела ему на палец кольцо Чудо-Юдино. Отросло у Валерия ещё два черепа, стал он на мосту Калиновом, да растворился вместе с ним в мареве предрассветном. Чтобы стражей стоять на границе царства Навьего, не пускать туда смертных на погибель души.

Долго ли, коротко ли, воротились ватажники во стольный град с победою. Царь Иван Берендеевич душою не покривил – отписал Ивану-крестьянскому сыну полцарства, да Хулимиру с Василисой землицы отрезал, как обещано, да справил всем положенные грамоты.

И был пир горой, и утекли оттудова ватажники по-тихому, потому как от царской любви до царского гнева – не шаг, а полшага.

Отправились други в деревеньку родную Иванову, а ныне столицу его полуцарства, с дружиною пображничали. Опосля Ягу навестили, поведали, чем дело окончилось. Да Водянице Марье поклоны отбили, отчитались, что Дмитрий-де жив-здоров, да при своей земле теперича. Да Ладу, Митяеву сестрицу названную, с собою забрали с ведьминого подворья.

Покуда ватажники отдыхали да праздновали, минуло и девять месяцев. И разродилась царица Настасья Патрикеевна… девочкой.

Тут и сказке конец (а кто слушал – тому временных хитов лукошко).