Как видите, при таком раскладе встреча с Халим-беем обещала быть делом непростым. Мистер Эдвардс выбрал в качестве бакшиша для сетита наименее любимый объект своей коллекции, оделся потеплее (и револьвер прихватить не забыл) и отправился в антикварную лавку, где было назначено свидание. Там его встретил слуга весьма эпатажного вида, но мистер Эдвардс, кем бы он ни был, видал и не такое.



Вскоре пришел и сам бей, одетый как подобает джентльмену, но ученого-малка такой экипировкой не проведешь — бывалый викторианец все равно видел перед собой варвара. Подозрения оправдались, когда сетит спросил, как поживает сестра мистера Эдвардса. А между прочим, некролог в «Таймсе» печатали! В 19-м веке живем, газеты читать надо, сам мистер Эдвардс именно так и делает.

По предложению мистера Эдвардса разговоро было решено провести за игрой в египетские шашки — ход малк, ход сетит. Тогда не получится, что кто-то из этих двоих говорил больше. В процессе разговора выяснилось, что про кражу бей знает, но не знает подробностей, так же бей хотел купить коллекцию, но ему отказали. Причем сетит ехидно прошелся на тему, что мол, хоть и джентльмены, а пограбить не дураки. «Завидуй молча!» — подумал про себя малк, -«мы культурная нация, у нас коллекция будет в Британском музее, а не в сомнительной лавке». Предположение, что к делу могут быть причастны Максвеллы, сеттит отмел, но согласился поприглядывать за рынком антиквариата на предмет появления рубина-кабошона.

И тут встреча была прервана загробным голосом слуги:«Вас ожидают!» Мистер Эдвардс понял, что его выпроваживают и решил пошутить в своем неповторимом стиле: как бы невзначай выронил фаянсовую бусину. Тут с беем начало творится неладное — впервые за последние лет триста он побледнел. «Откуда у вас это?» — спросил он, запинаясь. «Случайно нашел,» — честно ответил ученый, -«а почему эта вещь вызывает у вас такое волнение?» На это сетит ответил, что в Египте такие штуки в старину, а может и сейчас, использовались для наведения проклятий. «Да? Даже если это и так, то сейчас эта вещь безопасна» — сказал ученый, отправил бусину обратно в карман и попращавшись вышел из комнаты. Окинув помещение взглядом на последок, мистер Эдвардс заметил лежащую открытой книгу, а говорилось там о Киментири, а так же и то, что партию в шашки он явно выигрывал.

Довольный собой, мистер Эдвардс вышел из антикварной лавки и было направился в джентльменский клуб, где у него была назначена встреча с остальной котерией, но тут его окликнул знакомый голос: это был никто иной, как мистер Беккет! Гангрель направлялся проведать бея, своего старого знакомого. На предложения мистера Эдвардса поговорить о делах в клубе ответил сугубо положительно, чем очень порадовал ученого.

Итак, мистер Эдвардс прибыл в клуб, послушал всякие разговоры, в том числе и об успехах доктора Фелпса в излечении истерии (малк представил, какими методами, был бы жив — покраснел бы). Причем доктор занимался этим сугубо в вечерние часы, что наводило на мысли. Из-за одной из закрытых дверей мистеру Эдвардсу послышался знакомый голос — это был никто иной, как мистер Бейнбридж, регент капеллы Тремер. Трудно было удержаться, чтобы не подслушать! Каково же было разочарование мистера Эдвардса, когда вместо откровений и древних тайн он услышал старые-добрые сплетни. Например, что мистер Мэлон совсем выжил из ума (вот новость-то! уже лет 300 как) и считает себя тремером. Поняв, что ничего интересного его не ждет, наш джентльмен перешел к ужину, закусив каким-то тучным любителям оккультизма. Кажется у них до этого шла речь о единении с древними богами или еще о какой подобной чепухе.

А тем временем из закрытой комнаты появился кто бы вы думали? Мистер Лернер! Это ему мистер Бейнбридж сплетни рассказывал. Понятно, чем они там у себя в Капелле занимаются… А тут и мистер Хейст подоспел, весь довольный, видимо, хорошо в Оксфорд съездил. Джентльмены уединились в кабинете, попросив слугу проводить сюда мистера Беккета, как тот появится. Мистер Эдвардс рассказал, что знал, а заодно показал улики остальным. Мистер Хейст осмотрел бусину и сказал, что она принадлежала гулю (и тут стал ясен смысл клейма на руке лакея)и что имела отношение к таким чувствам как жадность и страх. Дальше оставалось только сложить два и два: Хопкинс был гулём Фелпса, а сам Фелпс — потомком Халим-бея. Дело было белее, чем криминальным. «Надо брать доктора!» — сказал ученый с нетипичной для себя решимостью. На похабные шутки с переодеванием в женское платье и симуляцией истерии времени не ставалось.

А тут и мистер Беккет подоспел. Ему всё объясняли уже по дороге на Риджент-стрит. Прибыв на место, мистер Эдвардс обошел дом кругом, прикидывая возможные пути отступления и источники тревоги. Слабый свет был на только на втором этаже, судя по всему, в приемной доктора. Вот туда-то и отправились наши джентльмены, после того, как мистер Беккет любезно выбил дверь ногой. И тут мистера Эдвардса накрыло — знакомы голос сказал фразу:«Я здесь!» Мистер Эдвардс снял шляпу и вошел в комнату.

На полу, в центре композиции из зажженных свечей, стоя на коленях бился в рыданиях никто иной, как доктор Филипп Фелпс. А над ним, озаренный внутренним светом, возвышался никто иной, как Ламдиэль. «Вот что бывает с теми, кто берет чужие вещи!» — сказал изумленный мистер Эдвардс. «Совершенно верно!» — ответил ему ни разу не изумленный Ламдиэль перед тем, как исчезнуть.

Вопрос «Что делать?», заданный лет пятнадцать назад каким-то русским, перед нашими викторианцами не стоял: им предстояло поработать барбухайкой, отвезя доктора Фелпса в псих. лечебницу, по совместительству шатаб-квартиру шерифа Северного Лондона. Ну, а куда его, болезного еще девать? Заодно решили прихватить сейф. «А уж как его половчее вскрыть — разберемся на месте» — подумал мистер Эдвардс.