Продолжаю повествование о ловле нечистой силы в горах Армении.

Раненого благополучно донесли до родного аула, где оказали, как могли медицинскую помощь. Гурген смог рассказать, что отец его, кузнец Арутюн, был убит Мустафой. Больше ничего не удалось узнать, так как Гурген впал в забытье. Кроме того, выяснилось, что один из местных попытался добыть каджа с помощью своего верного лука, однако вместо того схлопотал алхимическим огнем по руке. Оставив раненного отдыхать, наш отряд отправился в аул Каджани, навестить, соответственно, белого каджа, а заодно побеседовать с бабкой Ануш и её внуком Ованесом, про которого поговаривали, что он вампир.

Пока клир и представитель власти работали с населением, Элия ловко развел сельскую знахарку на поработать в её «лаборатории» — пристроенном к дому чулане, и занялся своим делом. А Артак пошел общаться с каджем.
Расследование показало вот что: порочащие слухи про бабку – либо ложь, либо преувеличение случайных событий. Ованез болеет порфирией, по сему действительно имеет вид бледный, на солнце покрывается пупырьями. А ночью шастает к Багдасаровой дочке в соседний аул по делам любовным. А Багдасар, выпив прошлогоднего винища, видит в том вампирские козни. Разбойники сюда не заявлялись, но местные замечали следы их присутствия в округе. Так же заметили тут и Адельма.

Артак выследил каджа, который выглядел как безоружный старичек персидской наружности. Охотнику удалось убедить старика в своих исключительно мирных намерениях, а так же в необходимости поговорить с местным клиром. Когда к дереву прибыл весь отряд, кадж устроился поудобнее и рассказал свою историю, благо владел языком Гомера.

Зовут его Джафар ибн Хайян, он потомок Джабира ибн Хайяна, прославленного персидского алхимика, изобретателя рецепта Философского камня. Джафар тоже пытался повторить успех предка, да не очень то получалось. Алхимик решил, что причиной тому низкое качество ингредиентов, а в частности, серы. А где у нас самая лучшая сера? Правильно, в Аду! Туда Джафар и отправился через отверстие в земле, что недалеко от его родного Шираза и по праву называется Око Дьявола. Этим же путем Джафар намеревался вернуться и обратно, но на всякий случай запасся свитком телепортации. В Аду у Джафара что-то пошло не так. Серу он добыл, даже в социально приемлемой таре в виде резной шкатулки черного дерева, но схлопотал погоню в виде мелкого беса Нисрока, посланного самим Баал-Зебубуом на поимку незадачливого алхимика. Поэтому выскочил Джафар на свет Божий через первый попавшийся нексус и оказался здесь. Нисрок выскочил вслед за ним и теперь его преследует, приняв человеческий облик – и тут все, кто видели Адельма, вздрогнули, ибо поняли, что якшались с чОртом. С дерева же достать Джафара Нисрок не может, т.к. место сие свято – сама дева Рипсиме посадила этот благородный орех. Оставаться здесь Джафар планирует до завтра, т.к. тогда звезды будут в нужном положении и он гарантированно телепортируется в родной Шираз. Клирики посовещались и решили Джафара с миром отпустить: ничего плохого он никому не делал (только в целях самообороны огоньком шмальнул, да и то сначала предупредил), сам чужеземец и задерживаться тут не собирается. Джафар же в свою очередь поинтересовался, а куда же это его занесла нелегкая? И тут Севасьян показал карту. И настала очередь Джафара обалдеть мрачно.

Посмотрев на карту, ученый алхимик поинтересовался, не тот ли это Арагац, где лет двадцать назад правил нечестивый князь Арджапас? Услышав, что да, тот самый, алхимик рассказал еще одну историю, ничем не хуже первой.

Во времена оны, недалеко от Шираза в одной из старинных Башен Молчания в прекрасном обществе гулей-трупоедов и прочей нежити обитал колдун-некромант Бахтияр. Подобная традиция в Персии нет-нет да встречается: всегда находится тот, кто за блага земные готов служить Ахриману, так в Персии от веку называют Сатану. И вот он прознал, что за горами есть такое княжество Арагац, где правит Арджапас – наместник Ахримана на Земле. И отправился туда, а то тут на него уже джихад объявили. Гулей и прочих оставил дома, наводить ужас на персидское население, а с собой взял только самое необходимое: зеркало, книгу заклинаний и железный посох. Зеркало имело вот какие свойства: если перед ним кого-то убить, прочитав при этом определенное заклятие, а потом в это зеркало посмотреться, то примешь облик убитого, причем полностью – вместе с воспоминаниями. А ударяя посохом о землю можно было призывать всяких адских тварей. А с книгой и так все ясно. Еще Джафар прибавил, что уже было и до сюда воины ислама добрались, но узнали, что Бахтияр уже упокоен, равно как и Арджапас. Но вот первое сейчас вызывает у Джафара некоторые сомнения, ибо он чувствует, как он поэтично выразился, дуновение холодного ветра недоброй магии.
Тут уже наши обалдели мрачно. И неизвестно, как долго бы еще беседовали, да раздался звук копыт – то мчался верхом сам староста Багдасар: Гурген пришел в себя и хочет исповедоваться и причаститься, чтоб уже если доведется ему помереть, то как положено христианину. А еще ему есть, что сказать насчет Мустафы. Ясное дело, что тут всем стало не до алхимика.

А рассказал Гурген вот что. Их поймали именно потому, что разбойникам за каким-то лихом был нужен кузнец. Вроде как сковать два ржавых железных стежня, примерно в два локтя каждый. Арутюн, увидя их аж побагровел от гнева и сказал, что ни под какими пытками этого делать не будет. И даже плюнул Мустафе в лицо, за что и поплатился жизнью. А Мустафа при том еще сказал примерно такую фразу:»Не хочешь служить живым, будешь служить мертвым!» Тут как раз выдался хороший момент, чтоб сбежать, что Гурген и сделал. А отец его, кузнец Арутюн вот такой смертью умер, да и без погребения остался. Про место разбойничьего лагеря Гурген ничего сказать не мог, так как их таскали по горам с завязанными глазами. Еще Гурген рассказал, что пастух Дорон, который пошел на дальнее пастбище, тоже убит Мустафой. А вот про Гегама, еще одного ушедшего недавно из аула, ничего не известно.

А тем временем стемнело. Выходить из аула было признано делом сомнительным. Кроме как в зимней кузне (летом Арутюн работал под навесом, там же и инвентарь хранил) шестерым мужчинам (все наши плюс слуга Фомы) переночевать было негде. Туда принесли стол, лавки и тюфяки. А очаг там и так был. Поужинав, легли спать. И некоторые даже сны видели: Элия видел алхимические формулы на коре дерева, а вот брату Фоме снился подлинный кошмар – будто он на редкость злобен, но при этом еще и лишен глаз. Своими воплями Фома всех перебудил. Но помимо этих криков было слышно, как кто-то большой и тяжелый ходит снаружи.

И да, это был Арутюн. Немертвый. И было это ой как жутко. Арутюн и при жизни здоровый мужик был, а после смерти просто страшен стал, к тому же успел взять свой самый большой молот и приступить к раздаче. Отец Григорий, глядя на такое, скоро помолился и благословил на бой, а прониар Севастьян раздал указания по тактике. Но тут кузнец издал жуткий вой, от чего у многих душа ушла в пятки, и пошел раздавать молотом, начав с отца Григория. И как говорится, много чего можно сделать Божьим словом, а Божьим словом и топором – еще больше. Элия же посмотрел на небо и увидел Марс в созвездии Рака, от этого зрелища алхимик решил сбегать в кузню, взять уголков и задать жару в прямом смысле. Воняло мерзко! Последний удар нанес все тот же отец Григорий, Фома же исцелял раненых. Разобравшись с немертвым кузнецом, наши горные орлы было выдохнули, как тут же появился сам Мустафа со своими ребятами. И надо сказать были они ни чета прежним – с пустыми остекленелыми глазами, не боящиеся боли и вооруженные отравленными стрелами. Мустафа же был хуже их всех вместе взятых. Его сабля из дамасской стали наносила ужасающие раны, а сам он ловко уходил от ударов, осыпая противников проклятиями. Однако и Мустафа был сражен, причем все тем же отцом Григорием. В Гневе смиренный священник становится страшен.

У разбойников нашли вещи убитых, в том числе нательный крест Арутюна, немого гашиша и склянки из-под яда. Саблю Мустафы забрали как трофей.

А над Арагацем уже всходило солнце. И одному Богу было известно, что сулил день грядущий.