И да простят меня соигроки. Если что-то катастрофично напутала — говорите, исправим, но мелочи все равно оставлю в том виде, в каком они есть.

Мерно похрустывали в ступке кусочки туши, нарушая мирную тишину раннего утра. Киноске спустился вниз за легким завтраком и сплетнями, а Чио, растерев коричневатые кубики в пыль, степенно добавила воды и обмакнула в свежеприготовленные чернила кисть.

Взгляд ее невольно устремился за раскрытые сёдзи – туда, где за оголенными ветвями подступающего к самой деревне лиственного леса, на невысоком холме спал невидимый сейчас замок даймё Додзи Фудзидзаки. Интересно, что стало с его буси? Были ли они осуждены вместе с господином или пополнили ряды бесчестных ронинов? Они хорошо исполняли свой долг, и юной самурай-ко было бы жаль, если бы их постигла злая судьба.

«Драгоценная и высокочтимая о-не-сан, — осторожно вывела она на листе рисовой бумаги. – Надеюсь, ты в который раз простишь мне мой не самый совершенный почерк и рваную манеру изложения, ведь я должна поведать тебе, почему мы всё еще в пути и Кин-тян до сих пор не совершил свою месть, а я – правосудие.

Как ты знаешь из моего предыдущего письма, на исходе зимы сего года, 1123-го по современному летосчислению, мы оказались в землях малого клана Стрекозы в погоне за исчезающим слухом о Хируме Юширо, недостойной упоминания в твоем присутствии. Бабушка моего храброго защитника, любезно согласившегося показать мне земли Империи и позволить почувствовать себя не одной из многих, но той, кому предстоит служить на благо государства, опозорила свой род предательством и лишь кровью или праведным судом может быть смыто нанесенное ею оскорбление. Никогда не прощу себе, если по моей вине он так и будет опасаться всякой женщины, которую встречает на своем пути. (Да, сестра, я знаю о злых языках, утверждающих, будто бы я слишком сурова к себе и людям и мой нрав не позволяет Киноске быть самим собой, но тебе ведомо, как я отношусь к подобным речам. Магистрату из семьи Какита не пристало пятнать себя чрезмерным вниманием к домыслам, не содержащим ценных свидетельств. Это лишь мнение – одно из многих.)

Пять дней назад мы отдыхали в уютной чайной в деревне Йосицуне и были удостоены чести лицезреть изумрудного магистрата. Признаюсь, такого количества монов я не видела с тех пор, как покинула клан, а хризантема на спине ее кимоно показалась мне добрым знаком и благословением на наши дальнейшие поиски. Я не могла не приветствовать ее низким поклоном, но – ты меня знаешь, я не люблю начинать разговор первой.

— Добрый день? – осторожно предположил самурай за соседним столиком, и на его груди я увидела герб семьи Исава. Памятуя о твоей скромности, я не стану описывать сего достойного человека, потому как и сама старалась не опускать взгляд ниже его подбородка. Иногда стремление соблюдать приличия дается дорогой ценой.

Магистрат приветствовала собравшихся в чайной самураев – я приметила за одним из столиков сугейдзю, а за другим – придворного (интересно, как он оказался в такой глуши?), а господина Исава сопровождала девушка-охранник из рода Шиба. Весьма юная особа, но уже выглядит куда более устрашающе, чем я. Чего стоит один только ее доспех! Встретившись с ней взглядом, я уверилась, что это сильная женщина и могучий воин. Прости, я отвлеклась. (Ты знаешь мою слабость в отношении сильных женщин – рядом с ними я всегда чувствую себя беззащитной. Наверное, все дело в ее росте, который я могу сравнить лишь с высотой Киноске, но последний, как ты знаешь, слишком деликатен, чтобы позволить мне это почувствовать. Напрасно о нем говорят, как о грубом Крабе. По-своему, он очень заботлив и внимателен.

Мне стоило больших усилий не показывать мой страх остальным и особенно – Кин-тяну, впрочем, он и сам старался держаться от Шибы-сан подальше, когда она несколькими минутами ранее расспрашивала его о причинах, побудивших нас искать его бабушку, недостойную упоминания в твоем присутствии. Видя, как беспокоится мой защитник, я пожалела о своей прямоте, не позволившей мне скрыть от достойных самураев цель нашего путешествия. Меня оправдывает лишь надежда услышать от них что-либо новое о Хируме Юширо.)

Кицуки Юми – так звали встреченную нами достойнейшую служительницу Империи – поделилась с нами опасениями и беспокойством, снедавшим ее из-за двухдневного опоздания на назначенную встречу ее ученика Кицуки Бензиро. Что могло заставить молодого магистрата быть столь непунктуальным? Свойственное ему любопытство, заставившее его нести справедливость всем деревням, по которым он проезжал, следуя из земель нашего клана? Или, может быть, нечто большее? Я тогда не предполагала, сколь печальна окажется его судьба, и потому легко согласилась найти заблудшую душу, надеясь на скорое и радостное воссоединение учителя и вверенного ему юноши.

Кицуки-сама любезно предоставила нам свиток с подробным описанием искомого и грамоты временных йорики, чем немало меня смутила. Мне хватило бы и устного рассказа, а предоставленные полномочия, скорее, обязывали, нежели разрешали. Если бы не твердое плечо Киноске, я бы, наверное, и двух слов не смогла связать при исполнении воли магистрата. К счастью, меня сопровождал не только Краб, но и Дракон, Лев и два Феникса. Изумрудный магистрат обещала богатую награду, но мои уши неспособны слышать, а сердце — жаждать столь презренных подробностей. У меня не было никаких сомнений: верная слуга Империи позаботится о справедливости и нашем благополучии. Наше дело — исполнить долг, почему нас должно волновать что-то еще?

Сразу по отбытии госпожи Кицуки, Исава-сан расспросил нашего хосина и оказалось, что в деревню никто не приезжал, кроме одной женщины из клана Единорога и отряда с границы. Еще был горшечник Таки, но хеймины нас не интересовали. Я запомнила это лишь потому, что никаким свидетельством нельзя пренебрегать, когда ищешь истину.

Киноске, памятуя о моей тяге сначала делать дело, а потом уже рассуждать о возможностях, сразу же достал карту и показал нам, по какому пути должен был проследовать Кицуки Бензиро, если он ехал из земель клана Журавля в деревню Йосицуне. Ближайшим к нам местом его возможной остановки оказалась деревенька Такамура Моро, следующим – большое село Сегинодзаки. Мы не стали мешкать, и пока Исава-сан пытался проявить заботу о присутствующих в отряде самурай-ко, а Шиба-сан убеждала его, что ее выучки хватит, чтобы не задерживать остальных, я облачилась в доспехи, из вежливости и ради удобства оставленные в седельных сумках, и села на лошадь. Учитывая, что остальные путешествовали пешком, ты можешь упрекнуть меня в некотором высокомерии и показном чувстве собственного превосходства, но, поверь, я не сделала бы так, если бы не беспокойство Исавы-сана о скорости нашего передвижения. Я лишь стремилась не стать обузой.

К вечеру после пяти часов пути мы заночевали в Такамура Моро, не забыв опросить местных о всем необычном, что они могли бы заметить в окрестностях, и, конечно, о проезжавших через деревню самураях. Женщину-Единорога видели и здесь, а две недели назад – группу из четырех всадников. Жители были спокойны и расслаблены, как это обычно бывает на столь богатых и плодородных землях, как наши. О-не-сан, спешу тебя уверить, я ни к кому из них не применяла особые методы, которым меня обучали в школе Додзи Магистратов, памятуя о твоей любви и сострадании к хейминам. Решающую роль сыграло, конечно, их чистосердечное желание сотрудничать с представителем власти. (Поверь, мне не доставляет удовольствия мучить живых людей, даже если это всего лишь хеймины, но наши сиюминутные желания и чувства не должны нам мешать исполнять наш долг. Прошу, не упоминай об исключительной жестокости Кин-тяна, он и так в следующей деревне пытался отрезать ногу каждому, кого мы опрашивали. К счастью, я всё еще авторитет в его глазах, иначе печаль, снедающая сейчас мое сердце, была бы чрезмерной.)

На следующее утро, сделав пометки у себя в дневнике, я вышла к закончившему свои ката Киноске и мы вместе с остальным отрядом направились в Сегинодзаки. Рядом с селом мы заметили замок, стоявший немного поодаль, и первым делом решили нанести визит вежливости его хозяину. Меня немало насторожило отсутствие этого замка на карте Кин-тяна.

Даймё Додзи Фудзидзака приветствовал нас весьма официально и был более, чем серьезен. Не совсем обычно для такого обедневшего рода, как его, особенно, если учесть, что его замок давно не подновлялся. Я, не скрываясь – ты знаешь мою прямоту, сестра, — рассказала о цели визита, но оказанный нам прием можно назвать «вежливым, но холодным». Этому человеку есть, что скрывать, уверилась я, покидая его обиталище. (Я не стану называть домом то, чему не уделяют должного внимания.)

Исполнив всё, чего от нас требует обычай, мы с Киноске вернулись к рутине – допросам, обещаниям, угрозам. Никогда прежде я не испытывала столь сильных угрызений совести, глядя в глаза свидетелям. Они все напуганы до того, что прячут детей, когда самурай проходит по деревне. Нет, они не просто напуганы – они запуганы. До полусмерти. Даже обещание защиты и покровительства не нашло в их сердцах отклика. Мне было жаль давить на них слишком сильно – это всё равно не возымело бы должных последствий. По пути в гостиницу мы с Киноске сошлись на том, что даймё чрезмерно нуждается в деньгах, а крестьяне боятся его больше, чем нас. Требовалась провокация, которая вскрыла бы истинное положение дел в этой деревне.

У нас было три варианта, но ни один из них не потребовался, так как, прибыв в гостиницу, мы узнали об успешных переговорах, проведенных Шибой-сан (я не зря испытывала опасения насчет этой женщины) с дочерью местного хосина. В окрестностях орудует шайка разбойников, под предводительством презренной ронин. И даймё не может с ней справиться… Не может или не хочет? Бывший в отряде Кицуки Такадзи – тот самый придворный, которого я упоминала в начале, — указал нам на то, что нельзя обвинять столь высокопоставленного человека без веских доказательств. Признаться, я была немало удивлена, с каких это пор рассуждения следователя в узком кругу ближайших помощников являются обвинением, но промолчала, не желая ронять достоинство Дракона среди присутствующих. Позже, когда разговор об этом зашел еще раз, я не удержалась от замечания о том, что высказанные вслух соображения, вынесенные на суд окружающих единственно с целью их проверки и анализа, не могут служить основой для обвинения. Возможно, сказывается моя привычка мыслить в судебном порядке, не обращая внимания на сплетни и домыслы.

Не раз за это время и не два я вспоминала тебя, о-не-сан, и твои рассуждения о необходимости блюсти лицо и не замечать оскорблений. Если бы не твои не совсем традиционные, но весьма действенные методы обучения этикету и красочные рассказы о потерявших честь самураях, я бы, возможно, бросила тень на нашу семью, отвечая на оскорбление оскорблением. Но ты вложила в меня столько сил, что споры остальных казались лепетом ребенка и ранили не сильнее комариных укусов. Было немного странно быть самой маленькой, но самой бесстрастной, и мысль об этом поддержала во мне волю к победе, рядом с решительной (и высокой!) Шибой-сан.

С твоего позволения, вернусь к рассказу о недавних событиях. Исава-сан в непринужденной беседе упомянул «богатства» путешествующего с нами Кицуки – ведь согласно сведениям, добытым Шибой-сан, в Сегинодзаки пропадают только члены его семьи. Хосин, видя наше искреннее желание помочь, поверил в чистоту наших намерений и рассказал, что пять лет назад в их деревню пришла женщина-ронин, которая тотчас же поссорилась с даймё и была выставлена им вон из замка и из деревни. Спустя год она вернулась, и с тех пор деревня не знает покоя от ее жестокости и крутого нрава. Всех проезжающих самураев из рода Кицуки она убивает, так как те когда-то причинили вред ее семье. Награбленное ее люди продают живущему в Сегинодзаки торговцу Годзи, который единственный из местных общается с ее шайкой.

Кицуки-сан любезно согласился на предложение Исавы-сана взять все наши сбережения и сверкнуть ими в лавке Годзи с тем, чтобы выманить разбойницу из ее укрытия в окрестных лесах, которое наш сугейдзя из клана Льва, Кицу-сан, несмотря на призыв духа воздуха, так и не смог отыскать. Не буду вдаваться в подробности, но проказливый дух привел нас к замку, чем вызвал у меня замешательство: неужели в замке так много людей, что его можно перепутать с разбойничьей шайкой? Слишком уж это строение неказисто выглядит. Его хозяин не смог бы прокормить большое число людей.

Я вызвалась сопровождать Кицуки-сана, а Киноске незаметно последовал за нами, готовый в любой момент броситься нам на помощь. Фениксы попросили нас кричать погромче, если нам потребуется их поддержка. Внутри лавка торговца выглядела столь богато, что все мысли о невиновности Годзи отпадали сразу. Разглядывая многочисленные дайсё над подставках для оружия, драгоценности, около пятнадцати шкатулок с секретами, распространенных в семье Кицуки, я заметила, как хеймин тщательно прикрывает рукой миниатюрный напильник, делая вид, будто бы он всего лишь полирует катану, а на самом деле — счищал с нее мон Кицуки. «Преступник!» — подумала я и попросила отложить для нас с господином Кицуки именно эту пару мечей. Перед этим я долго и показательно разглядывала бриллианты, чья стоимость превышает мой доход в десять раз. Забавно делать вид, будто бы можешь их купить. (Упоминаю об этом вовсе не потому, что мое сердце жаждет этих драгоценностей. Как ты знаешь, я ценю совсем иные вещи. Но надо же было о чем-то размышлять, исполняя свой долг! Мой праздный ум не нашел более достойного предмета для размышлений.) Дракон попросил отложить для нас пару шкатулок с секретами — я обратила его внимание на ту, в которой можно скрывать вещдоки, — и, договорившись прийти и забрать покупки завтра с утра, мы покинули лавку.

Киноске ждал нас, притаившись напротив входа. Все было тихо, никаких подозрительных теней в окрестностях я не заметила, но так и не решилась сделать Крабу знак, прося его последовать за нами в гостиницу. Опасалась выдать его расположение противникам. Терзаясь беспокойством, я позволила Кицуки-сану увести меня и потянулись часы ожидания…

Знала бы ты, как я переживала! С тех пор, как мы покинули земли нашего клана, я впервые оказалась одна! Без спутника, с которым прежде расставалась лишь на время ночлега и посещения бани. Время тянулось так медленно…

Позже Киноске рассказал, как спустя весьма продолжительное время из лавки вышел человек и направился в сторону леса. Хирума двинулся следом, таясь за стволами деревьев. Наверное, это воля местных богов, уставших от произвола презренной ронин, но его не заметили. (Кому как не тебе знать, сколько раз я его ловила, когда Кин-тян пытался за мной подглядывать в моих покоях! Не знаю, на что он смотрел, но мое ночное кимоно выглядит очень просто, я бы даже сказала: бедно. Скромность — одна из немногих добродетелей, доступных для соблюдения магистратам. Сострадание, например, нам не слишком полезно.)

Годзи привел Киноске сначала к посту часовых, а затем и к самому лагерю. К счастью, его не заметили и здесь и он благополучно направился в гостиницу, но по дороге, увы, заплутал. Мое беспокойство тем временем переросло в настоящую тревогу и я вместе с Фениксами отправилась его искать. Интуиция подсказывала, что Кин-тяну приходится нелегко.

Снег матово поблескивал под неполной луной. Тени домов и деревьев напоминали провалы в ничто — то длинные и узкие, шевелящиеся, будто волосы демона, то необъятно широкие, необъяснимо пугающие. И где-то там, среди густого подлеска, уже начинающего освобождаться от зимнего сна, затерялся Кин-тян, которого я должна защищать и оберегать, как и полагается добросовестному начальнику. Словами не передать, что я испытала. Поэтому поставив Исаву-сана и Шибу-сан в известность о том, что иду искать Киноске, я не сразу поняла, почему они меня отговаривают. Мой долг звал меня туда, в черную тень лип… К сожалению, я не нашла разумной причины, по которой мне стоило бы не послушать спутников, и мы вернулись в гостиницу за магом и придворным.

Через полчаса мы снова оказались на окраине деревни, и я, ведомая внутренней уверенностью в правильности своих решений, повела всех в чащу. Через час мы вышли к посту дозорных, узнанному по сигнальной стреле, пущенной вверх с пронзительным свистом. Шиба-сан попросила погасить факел и сойти с дороги, что мы и сделали. Исава-сан тут же отметил, что без света он не сможет подготовиться к встрече с противником. Я желала лишь одного: продолжить путь. Кицуки-сан тем временем разглядел площадку, на которой расположились дозорные, и предложил их снять — с тем, чтобы когда подоспеют остальные не пришлось бы сражаться с большим числом врагов. Исава-сан предложил сжечь их могуществом огненных духов — и снова нам потребовался свет. После недолгих размышлений я предложила в темноте подойти под площадку, на которой стояли разбойники, и только тогда зажечь факел, чтобы прочесть свиток с заклинанием, — так стрелки не смогут причинить нам вред. Так мы и сделали.

Феникс пошептал над бумагой, и над нашими головами в самом центре площадки запылал небольшой шар огня, начали потрескивать ветви и двое бандитов в испуге спрыгнули на землю, где тотчас же попали под стрелу Шибы-сан и мой меч. Разглядывая темные разводы крови на снегу, я испытала обычное для моей профессии желание скрыть улики в надежде оттянуть финальную битву. Козырь никогда не бывает лишним, но тут появился пришедший на свет и звук сигнала Киноске и мне стало не до улик, крови, трупов и прочего непотребства. Я больше не решалась отойти от него ни на шаг и совсем не заметила приближение бандитов. К счастью, другие были более сосредоточены на грозящей нам опасности и сугейдзя сотворил узкую полоску снежной бури, откинувшей противников назад.

Ронин — с моном малого клана Богомола на спине — прыгнула из темноты на Кицу-сана, прочертив на его груди и животе две неглубокие, но страшно выглядящие раны. В то время как Исава-сан вошел в круг света от своего заклинания, охватившего пламенем уже всё дерево, и громко потребовал, чтобы бандиты сдались или их постигнет кара, — и в тот же миг раздался гром и разбойницу ударила молния. Женщина пошатнулась, но устояла на ногах. Следом к ней кинулась я и порадовалась тому, что когда-то добросовестно учила дуэльный кодекс — рана, которую я сумела нанести ей, оказалась весьма чувствительной., но и ронин не осталась в долгу, крепко зацепив меня серпом. Рядом со мной на земле маг что-то шептал, уже с другого свитка, и охватившее меня воодушевление было, как я думаю, ничем иным, как помощью духов по его просьбе. «Мы как будто собрались биться не с человеком, а с демоном», — подумала я, когда от следующей молнии женщина упала и потеряла сознание.

Дальнейшее я помню смутно — рана давала о себе знать. Маг долго лечил себя, потом остальных, Исава-сан лечил и допрашивал преступницу, Шиба-сан связала всех, кого мы успели вырубить. Кажется, я настаивала на том, что пленных надо непременно доставить изумрудному магистрату. Потом мы пошли в лагерь и нашли там доказательства вины этой женщины — написанный рукой даймё Додзи Фудзидзаки эдикт, согласно которому она служила ему и получала за это жалование. Были и еще документы, изобличающие потерявшего свою честь самурая. Я чувствовала лишь печаль.

Кажется, Исава-сан договорился с женщиной, что она будет свидетельствовать в суде против Додзи Фудзидзаки в обмен на свободу. Ронин действовала по приказу, и все согласились, что для нас исполнить долг важнее, чем наказать всех виновных. Как оказалось, причиной для столь недостойного поведения стала жажда мести семье Кицуки, когда-то разорившей род этого даймё. Появление в его землях ронин, некогда принадлежавшей клану Богомола, навело его на мысль, как можно достичь желаемого и он никогда с ней не ссорился. Если бы он только мог удовлетвориться случайными грабежами! Тогда, возможно, наказание было бы не столь сурово. Но я забегаю вперед.

Мои раны исцелились силой Воды, но мой дух пребывал в унынии. Я корила себя за то, что отпустила Киноске одного и не могла придумать, как мне можно было бы остаться с ним, не подвергнув опасности его маскировку. Это была трудность, которая не имела решения. Поэтому когда Исава-сан стал настаивать на необходимости привести даймё к магистрату, я согласилась, несмотря на то, что считала это излишним. Мы и так добились многого, зачем давать судьбе шанс переиграть нас? Больше всего я опасалась за жизнь нашего главного свидетеля, отчего просила Феникса не упоминать о ее сотрудничестве.

Заперев пленников в доме Годзи и удостоверившись, что они не придут в себя до нашего прихода, а также сменив окровавленные кимоно на новые из запасов вероломного торговца (и признаюсь, сестра, ты никогда не носила столь богатых одежд), мы отправились в замок. Удостоверения временных йорики не убедили Додзи Фудзидзаку в необходимости следовать за нами, а идти у него на поводу и вызывать его на дуэль я не хотела. Главным образом потому, что убей я его — и наша миссия была бы провалена, а долг не выполнен. Преступник должен предстать перед справедливым судом, а смерть на дуэли — слишком достойна для того, кто предал свой клан и своих людей, занявшись грабежами и убийствами.

Не буду пересказывать нашего последнего разговора с даймё — его категоричный отказ вполне закономерен, и я не видела смысла пробуждать совесть в том, кто давно ее потерял. В утешение твоему ранимому сердцу замечу, что я дала ему возможность самому прийти к месту казни, как то ожидается от самурая. И он отказался. Пусть это останется на его совести, сестра. Да, если тебя интересует его судьба — его будут судить и, скорее всего, приговорят к повешению.

Осталось рассказать совсем немногое. Мы конвоировали пленников в Йосицуне, дождались Кицуки Юми-сама и предоставили ей свидетеля и найденные улики, а так же дайсё Кицуки Бензиро, с полустертым моном. Удостоились ее благодарности — и снова я пропустила все подробности, коими не интересовалась. Если ничего не путаю, она обещала доложить о нас вышестоящим, что, вне всяких сомнений, в будущем принесет нам немалую пользу. Шкатулка Кицуки Бензиро досталась путешествовавшему с нами Кицуки-сану, а мы все получили бесценный опыт и немного коку. Не скажу точно сколько — ты же знаешь, я их никогда не считаю, если можно заняться чем-то более интересным.

А нас ждали новые слухи о Хируме Юширо, недостойной упоминания в твоем присутствии, и мы последовали за ними в погоне за правосудием. Об этом я напишу в следующий раз, а сейчас дозволь проститься и пожелать тебе крепкого сна. Не тревожься ни о чем: тот, кто преследует справедливость, не может погибнуть, не достигнув ее. К тому же со мной мой верный Киноске, а ты знаешь, как ревностно он оберегает традиции своего клана. Доброго тебе здоровья, передай отцу и матери, что у меня всё хорошо. Ах да, мы еще арестовывали того даймё вместе с изумрудным магистратом, но об это совсем неинтересно рассказывать — такая рутина.

С мыслями о тебе,
Какита Чио.

Прости за неоправданно сжатую концовку — письмо и так вышло длинным, а я не хотела утомлять тебя еще больше. Если всё же желаешь узнать подробности, прошу, дождись моего возвращения. Я всё тебе расскажу, с именами и датами из дневника — ты же знаешь, я всё записываю. Если не трудно, закажи в храме ритуал благодарения и ритуал благословения пути, хотя последний, я и так знаю, ты заказываешь так часто, как можешь».

Чио подняла взгляд от исписанных мелкими иероглифами листочков и какое-то время рассматривала разрисованную бамбуком фусуму, потом плавно перевела взгляд на стоявший рядом поднос. Киноске успел уже принести ей завтрак и молчаливо удалился, не нарушая ее занятия. Какой же он все-таки заботливый! Надо будет поблагодарить его за исправную службу. Какой подарок порадует его сердце? С этими мыслями девушка убрала письменные принадлежности, поставила поднос на столик и принялась задумчиво жевать рис, изредка дополняя его вареной рыбой и кальмарами.